— Итак, что ты думаешь об этом, дорогая? От кого она действительно собирается его защищать?

— От смазливых и услужливых девок, — хмыкнула Гвен. — От кого же еще?

— Мне кажется, скоро она поймет, что от обычного набора колдовских заклинаний в этом деле большого толку не будет.

Думаешь, сможет она научиться чему-то новенькому?

— Как охмурить парня? Не сомневаюсь, что сможет, если захочет.

— Да, но ты ведь знаешь нашу дочь. Она слишком честна, чтобы захотеть, если сама не влюбится по уши.

— Ты же не порицаешь ее за это?

— Нисколько, — вздохнул Род. — Но интересно мне знать: что будет, если она пожелает очаровать Алена? Думаешь, у нее получится?

— Я думаю, что она может совершить величайшую ошибку в своей жизни, — ответила Гвен, — или сделать самый мудрый выбор.

— Будем надеяться на мудрость, что бы она сама об этом ни думала. — Род покачал головой. — Я рад хотя бы тому, что в моем случае мудрость и любовь шли бок о бок. — Он сжал ее руку и, глядя жене в глаза, улыбнулся.

Гвен улыбнулась в ответ, вспоминая, каких усилий стоило заставить его понять столь очевидную вещь.

— Он сбежал! Ужас! Прямо в лес! Один?

Туан подавил приступ раздражения. Ясно, что для его августейшей супруги — «один» значит менее, чем с двумя десятками сопровождающих.

— Не падай духом, моя милая. Охраняй его даже целая армия, наш сын не был бы в большей безопасности.

— Ах, ты слишком уж доверяешь этому бесшабашному мальчишке Гвендилон! Как они вдвоем устоят против целой шайки разбойников, я тебя спрашиваю? А как же им не встретить что-нибудь подобное, это в дремучем-то лесу?!

В таком духе она продолжала с того момента, как сэр Девон доложил о случившемся.

— Осмелиться поднять руку на наследника! — надрывалась Екатерина. — Это государственная измена, это страшное злодейство, это…

— ., стычка между двумя мальчишками, — перебил ее Туан, — и, если судить по совести, наш парень тоже далеко не безупречен.

— Что ж… согласна, он может что-нибудь ляпнуть опрометчиво, не подумав! Однако наследный принц неприкасаем!

Про себя Туан решил, что вся эта история вполне может принести их сыну огромную пользу, а еще он испытывал гордость за сына, сумевшего столько времени продержаться против Джеффри Гэллоугласа — ибо король Туан был рыцарем от рождения, опытнейшим воином и хорошо знал ратную мощь среднего парня Гэллоугласов.

— Как бы там ни было, теперь они снова друзья…

— После того, как наш сын извинился! Принц — извинился! Это неслыханно, это унизительно, это…

— ., более чем благородно, — завершил тираду король, — Как бы ни было это положено или не положено принцу, но это в высшей степени достойно рыцаря, и я горжусь своим сыном.

— Ну, ты-то конечно! Эти мужчины! Вам на все наплевать, кроме игры в благородство!

Лицо Туана окаменело:

— Благородство состоит в том, чтобы защищать женщину и относиться к ней с надлежащим почтением. Если наш сын преступил закон чести, у него, по крайней мере, хватило ума признать это.

— Может, и хватило, если он жив еще! Муж мой, да не болван же ты, в самом деле! Разве ты не видишь, в какой он опасности?!

— Превосходный фехтовальщик вместе с лучшим воином державы в опасности? — усмехнулся Туан. — Угомонись, радость моя. Из этого леса он выйдет живым и здоровым, да еще куда более уверенным в себе, чем прежде.

— О, можно не сомневаться! Еще более самоуверенным — Вот этого нашему сыну Алену больше всего не хватало!

— По правде говоря, так оно и есть, — спокойно ответил Туан. — Ведь он может сколько угодно мнить себя человеком достойным, но откуда же ему знать наверняка? Он не встречался с настоящими испытаниями, а потому не уверен в собственном достоинстве.

— Мужчины! — Екатерина раздраженно вскинула руки. — Как будто нет у человека других достоинств, кроме умения жонглировать мечом!

Туан припомнил, что жена была вполне довольна его умением владеть оружием, когда против нее ополчилась вся знать.

— Дело еще в необходимости стать желанным в глазах любимой, а ведь наш сын только что убедился, что пока для нее ровным счетом ничего не значит.

Екатерина застыла, стиснув руки и нахмурив брови. Помолчав, она задумчиво произнесла:

— Так он любит ее…

— Без всяких сомнений, — негромко подтвердил Туан. — Ты не замечала, как он смотрит на нее на балах и пирах, когда уверен, что девушка этого не видит?

— Замечала, — понизила голос Екатерина, — а еще видела лицо Корделии, когда она смотрит на него, отвлеченного разговором или танцующего с какой-нибудь другой вертихвосткой.

— Так и она влюблена?

— Трудно сказать, — задумчиво проговорила Екатерина. — Да, она ревнует, но любовь это или чувство обиды за то, что считает своей собственностью, сказать не могу.

— Она бы не отвергла того, кого считает своей собственностью.

Екатерина пожала плечами.

— А если он явился неожиданно и застал ее врасплох?

Любая прогнала бы его.

— Я мало знаю о женщинах, — вздохнул Туан, — но мне кажется, что в ней говорит любовь, а не алчность.

Екатерина вновь раздраженно пожала плечами:

— Боюсь, муж мой, что Алену недостает обходительности.

— Да, — согласился Туан, — так же, как знаний о своем народе.

Этим он задел одно из самых уязвимых мест Екатерины, ибо, несмотря на упрямство свое и вспыльчивость, она была заботливым правителем, и все силы тратила на то, чтобы действовать во благо своих подданных.

— Ты прав, к сожалению. Ни разу он не был в гуще народа. — Тут она вновь впала в истерику:

— Но как я могу рисковать собственным сыном?!

— Ты должна. — Туан говорил ласково, но непреклонно. — Как он станет настоящим мужчиной, не испытав свой характер, и как станет добрым королем, ничего не зная о тех, кем ему предстоит управлять?

— Но какой ценой! — с болью воскликнула Екатерина.

— Той, что назначена свыше, — так же мягко проговорил Туан. — Он должен хоть немного познакомиться со своими подданными и понять, какую жизнь они влачат на самом деле. Ему придется управлять народом, а не только привычной ему знатью, и править он должен во благо всех жителей королевства.

— Я помню, что сам ты несколько месяцев прожил среди бедняков, — прошептала Екатерина — она все еще чувствовала свою вину за то, что прогнала возлюбленного, хотя сам он никогда не держал на нее обиды. Он тайно вернулся из изгнания и жил в столице, прячась среди простонародья, а затем отличился на войне во имя своей королевы.