Когда, убирая коридор, — мыла его, между прочим, по два раза в день, чтобы этой интеллигентше пыль в ее худосочные легкие не попадала, — услышала из-за приоткрытой двери разговор, кровь хлынула в голову, и от внезапно подступившей ненависти Владлена изо всех сил долбанула ногой ведро и рванула в свою комнату, не разбирая дороги, сшибая предметы по пути. Подвернувшуюся Лялю схватила за шкирку и кинула за дверь в сад. И потом рвала до боли в руках в клочья плотное хлопковое покрывало в цветочек в своей маленькой комнатке — стул, тумбочка и узкая кровать с провалившимся матрасом.

Ох, змея, ох, змеища оказалась эта Ольга. А строила-то из себя агнца небесного. Овечкой прикидывалась. А роднее Владлены, которая все для нее делала — если б не она, окочурилась бы тогда на кладбище, — оказался этот адвокатишка, который только ходит тут и командует. Ему-то зачем? Все у него есть. И кошка, главное, эта. Хотелось схватить ее и свернуть бошку. Коленька не простит, если придется опять перебираться на съемную квартиру. И прошлые хозяева, конечно, обратно не возьмут. Ищи тогда новых, а деньги где брать? Как она сдерживала свои эмоции, как бесила ее Ольгина интеллигентность вшивая, это «вы», ноющий голосок, вальяжное тельце в утреннем пеньюаре! Тьфу, срамота! А она крепилась, терпела. Точно, точно мутила Ольга с этим адвокатишкой. Иначе как объяснить такой поступок? Жалкая шлюшка. Вот ее там и наказали, пусть сердцем корчится, помирает потихоньку. «Но я не сдамся. Все равно все наше с Коленькой будет. Не на ту напали! Ползай тут на карачках, грязь их подскребай, а наследство отойдет хахелю. Хрен вам на лопате, а не наследство».

Владлена посмотрела на часы. Снова пора нести лекарство этой тетёхе. Она ждала не могла дождаться, когда хозяйка отправится на тот свет, да и та вроде не против, так что даже стыдно не было Владлене за свои мысли. Но сейчас нельзя, чтобы она померла. Пусть сначала завещание перепишет, а потом уже на тот свет. Давно ее там с фонарями ищут.

— Оленька Андревна, пора лекарство принимать.

— Я рада, что у вас настроение поменялось. Надеюсь, у Коли все хорошо.

«Заботливую изображает, рада она. Все, все у нас будет хорошо». Владлена делано вздохнула:

— Не хотела тебя расстраивать, но лучше, если ты будешь знать. Ваш-то, этот Марк, когда уходил, Ляля сидела на его ботинках в коридоре. Так он увидел, аж затрясся весь, как схватит киську за шкирку и пенделем во двор.

Она видела, как меняется Ольгино лицо.

— Не может быть. — «Ага, задрожал голосочек-то». — Марк никогда бы так не поступил. Зачем вы обманываете?

Владлена вздохнула и встала.

— Конечно, кто мне поверит, я здесь никто, прислуга. Зря я вам сказала. — Это «вам» резануло Ольгу хуже истории про кошку. — Ну пойду, убираться надо, напрасно, что ли, вы мне деньги платите.

— Постойте, постойте. — Ольга приподнялась и села на краешке кровати. — Ну постойте же.

Владлена обернулась. Белые ноги торчали из-под ночнушки. Хотелось перебить их чем-нибудь потяжелее.

— Зачем вы такое говорите? Вы знаете, как я к вам отношусь. Просто Марк, он же вроде любит Лялю. А где она, кстати?

— Не буду ничего больше говорить. Мое дело маленькое — знай прибирайся да обстирывай. А где? Я не знаю. Он швырнул кошку — она унеслась, как ошпаренная.

— Владочка, найдите ее, пожалуйста. А пойдемте вместе. А я вам потом чем-нибудь помогу.

— Поможет она, Господи прости. Ложись, ложись в кровать да пей лекарство. Найду я твою кошку.

— Спасибо большое. Мне что-то действительно плохо стало. Прям сердце бьется, бьется. И кружится все.

— Вот и ложись. Ну не переживай, найду ее. А Марк, что Марк, с кем не бывает. Сорвался. Ничего вы ему тут такого не сказали?

— Да вроде нет.

— Ну пойду искать Лялю.

Владлена вышла, оставив Ольгу в совершенной растерянности. Она не могла поверить в произошедшее, но помощница вроде никогда не врала. «Может быть, Марк обиделся, что она расспрашивает о том, о чем он не хочет говорить. Обиделся, разозлился, а кошка подвернулась под руку. Ну бывает, да, бывает. И Владлену как расстроила. Нехорошо получилось, стыдно-то как. И кошка убежала». Ольга лежала на спине, положив руки вдоль тела, и смотрела в потолок. Спокойно так лежала, а внутри сомнения и предчувствия вновь разъедали ставший почти безмятежным мир едкой тоской.

* * *

Она не любила свое имя. Всем представлялась как Лара. И предпочитала, чтобы ее звали именно так — сокращенно. Иногда она напивалась в хлам и, проснувшись, не могла понять, где находится. И если сквозь мутное сознание, тошноту и головную боль слышала зычное: «Ллллариса!!!» — становилось ясно — в своей кровати. «Ну зачем, зачем меня так назвали? — сокрушалась Лара, неизменно ассоциируя себя с крысой. Дело было, конечно, не в имени. — Но, может быть, если бы имя было другое, то она б и чувствовала себя… Ну например — Инесса-Принцесса, Ева-Королева, Машка… мммда».

Три удара в дверь. Без имени. С трудом открыла глаза. С фанерной створки на нее смотрела Арне — вокалистка и клавишница группы «Lacrimosa». Ее кумир! Черные волосы, перья, темно-красные губы. Лара даже хотела научиться играть на фортепиано, чтобы, как Арне, сесть однажды к пианино и… Но мать отказалась покупать инструмент. Лара уговаривать не стала. Ее единокровная сестра, дочь отца от второго брака, ходит в музыкальную школу уже третий год, и что толку? Лара видела эти ноты. Ничего не разобрать.

Значит, все-таки она дома. Такая побудка не предвещала ничего хорошего. Мать работала завучем в школе. Дети выстраивались перед ней как солдаты на плацу и чуть ли не поднимали руку при встрече: Heil, Маргарита Николавна!

Вот и отца довела до того, что он не выдержал «гитлеровского режима» и технично слился. Без скандалов и угроз, конечно же, не обошлось. Но папа умел выстраивать перед собой невидимую стену, и все материны гадости ударялись о нее и осыпались на пол. Мать это бесило еще больше. В том, что они прожили вместе достаточно много лет, полностью заслуга отца. Он умел обходить острые углы, смолчать, когда требуется, успокоить, при этом его нельзя назвать ни тряпкой, ни подкаблучником — нынешняя его жена и дочка счастливы. И Ларису часто зовут к себе, вот только ей совсем не хочется смотреть на эту идиллию, и она ограничивается праздниками, да и то не всеми. Жила в душе обида, что отец нашел себе уютное гнездышко, а ее, свою старшую дочку, оставил. Да он вроде и предлагал ей переехать к ним, только Лариска знала, чем это ей грозит со стороны матери, да и отец особо не настаивал, потому что новая его жена эти планы не поддерживала и хоть была хорошая, но тесниться в малогабаритной двушке, похоже, не собиралась.

В молодости отцу, видно, сильно приглянулся боевой характер острой на язык блондинки с длинной косой, закрученной вокруг головы, к тому же учительницы — романтично. Противоположности притягиваются. Сам-то папа работал на заводе простым слесарем. Ну не совсем уж простым, а типа старшим, и ничуть этого не стеснялся, зато стеснялась Маргарита Николаевна, и Лара, кстати, немножко тоже.