лава. Промежность пылает, зуд в дырочке превращает меня в течную самочку.

Глупенькую самочку, попавшую в лапы к опытному самцу, который знает все-все обо всех ее потайных желаниях.

— Ладно, но ты за это расплатишься, Маша…

Я тянусь за поцелуем к Соколову, чтобы заглушить то, что из меня рвется, но он словно издеваясь уклоняется и опять прижимается губами к моей шее, оставляя меня без прикрытия.

Дмитрий же, решив, что я готова, проталкивает третий палец в мою тесноту. Я впиваюсь зубами в нижнюю губу, и все равно у меня вырывается тоненький протяжный стон, когда всеми тремя он куда-то нажимает на передней стеночке и круговым движением обводит клитор.

Меня трясет у него в руках.

Фоном слышу вопрос снаружи: «… видели Корниенко?».

Перед глазами пелена, стук сердца громче дыхания.

Ослепительная вспышка лишает меня всех сил.

— Хорошая, — хвалит меня Соколов. — Хорошая девочка.

На секунду я чувствую свободу и чуть не съезжаю по стенке на пол. Это Дмитрий отстранился от меня на минуту. И только в это мгновение я понимаю, что икры ног почти свело судорогой от того, как я балансировала.

Соколов не дает мне сползти вниз, перехватывая одной рукой.

Другой он берется за пряжку ремня…

Я сейчас просто кусок мяса и не могу выдвинуть ни одного аргумента, почему ему не нужно трахнуть меня прямо сейчас.

И когда уже раздается щелчок пряжки в вязкую атмосферу порока врывается рингтон моего мобильника. Судя по мелодии, мне звонит Светлана Анатольевна.

Глава одиннадцатая

Рвусь поднять трубку, но рука Соколова мне не позволяет.

— Это СветланАнтольна, — лепечу я.

— Запретить, что ли, использование мобильников в рабочее время? — злится босс, замерев с недорасстегнутой пряжкой.

Смотрю на него в ужасе.

Тиранище!

Разве можно так жестоко? А как же соцсети? А книжечку почитать?

Это, что же, придется все время работать?

И тут же сглатываю.

Это еще как трудиться надо будет… Судя по взгляду Соколова, не отчетов он от меня ждет.

«Бухгалтерия — это не твое, Маша».

Телефон затыкается, но я уже в своем уме и судорожно оправляю платье.

— Ты чего творишь, Кориенко? — с угрозой спрашивает Дмитрий. — Хорошо же начали.

— И кончили тоже неплохо, — бормочу я, поправляя под суровым взглядом генерального груди в вырезе.

— Ты за себя говори, — цедит он, отнимает мою ладонь от титек и перекладывает себе на ширинку.

Я жестоко краснею, хотя кажется, что сильнее уже некуда.

Начальственный орган готов карать бескомпромиссно…

Рот отчего-то мгновенно наполняется слюной, но я, уже потушившая пожар, нахожу в себе силы лапку отнять, хотя там под тканью темно-серых льняных брюк подрагивает нечто интересное.

Правда, я отчетливо осознаю, что минета от меня Дмитрий Константинович не дождется. Не в этой жизни.

Ему нужна шпагоглотательница с раздвижным ртом.

И тут же себя одергиваю.

Почему только минета?

Ничего не дождется!

Подбираю телефон и прижимаюсь ухом к щели в дверях лифта.

«… показалось, наверно».

«Сколько можно ходить? Только за смертью посылать…», — это уже голос Ирки.

И звук закрывающегося соседнего лифта.

Ф-фух.

Наши тоже пошли на обед.

Чувствую, что у меня тоже аппетит просыпается. Впрочем, это не удивительно. Я кошусь на Соколова, который мрачнее тучи стоит, сложа руки на груди.

— Корниенко, у тебя совесть есть? Хотя кого я спрашиваю… — правильно интерпретирует мой недоуменный взгляд Дмитрий и опять тянет лапищи к моей заднице.

Это он к моей совести взывает?

Пусть свою поищет!

Пользуясь служебным положением, причиняет оргазм!

— Мне надо работать! У меня начальство строгое! — разворачиваюсь я к нему, прикрывая тылы.

— Ты даже не представляешь несколько, Маша. Верни задницу в исходное положение!

— И не подумаю! — облизываю я губы, что плохо сочетается с моим отказом.

Что поделать? Меня пугает телескоп Соколова.

— Ты понимаешь, что я свое все равно возьму? — прищуривается босс. — У меня пальцы тобой пахнут. Реально считаешь, что сможешь избежать секса?

— Я что-нибудь придумаю… — я пячусь от грозной фигуры к своей посылочке.

— Думать — это тоже не твое. У тебя значительно лучше выходит, когда ты не думаешь…

Я уже думаю, что все. Мне стояк. В смысле, каюк, потому что я сама загнала себя в угол, но у Соколова начинает звонить телефон.

Достав его, он бросает на экран телефон, и его перекашивает.

— Маша, ты испортила мне обеденный перерыв. Я отпускаю тебя в последний раз. Но ненадолго. Сегодня сокращенный рабочий день, значит, через три часа можешь снимать трусы. Сегодня они тебе больше не понадобятся.

Я уже почти выдыхаю.

После такой отповеди можно уже и линять, но Дмитрий не намерен отпускать меня, не оставив за собой последнего слова.

Он притягивает меня к себе и целует.

Зло, глубоко.

И ласкает сквозь ткань грудь. Эта предательница настолько отзывчивая, что я почти забываю, что я против, что я «и не подумаю» …

Но заново зазвонивший мобильник Соколова возвращает меня в реальность.

Мы оба дышим, как после стометровки.

Стрелка компаса босса давит мне на юг.

И в глазах генерального я отчетливо вижу, что уходить мне сегодня придется по пожарной лестнице, если я и дальше собираюсь гордо носить трусишки.

Продолжая прожигать меня взглядом, Дмитрий позволяет мне выпутаться из его осьминожьих рук, и я тут же заслоняю грудь со стоячими сосками посылкой.

Мне надо на воздух.

Здесь пахнет развратом, и вообще…

Отвечая на вызов, Соколов нажимает на кнопку на панели и двери наконец открываются.

По-гусиному вытягивая шею, чтобы определить, нарвусь я на кого-нибудь или нет, делаю шаг наружу. Сердечко колотится, хоть и нет никого на площадке у лифта, а у меня ощущение, что сейчас выскочат все коллеги и начнут аплодировать.

— Корниенко.

Я нервно оглядываюсь на босса, который прикрыв микрофон телефона рукой, смотрит на меня.

Что еще?

— Три часа. И ты никуда не денешься.

Двери лифта закрываются, унося Соколова на генеральский этаж, и я фыркаю.

Да ага. Как же. Никуда не денусь.

Чтобы я и не придумала, как дать деру?

Смищно.

Только вот, я недооцениваю товарища директора.

Кажется, босс решил идти ва-банкъ и отрезать мне все пути к отсутплению.

В прямом смысле слова.

Когда на часах установилось радужное время шестнадцать тридцать, означающее, что на сегодня рабы свободны, я, побросав в сумочку мобильник и помаду, тихо, по-партизански отчаливаю, избегая лифтов и спускаясь по лестнице.

Пробираюсь, как шпион ноль-ноль-семь, не к центральному выходу из бизнес-центра, а к боковому, и…

Получаю в ответ на все свои предосторожности грандиозный облом.

Не срабатывает карта-пропуск.

Черт, может, у нее