Линн отвела взгляд и грустно ответила:

— Не знаю, но думаю, как с инспектором.

— Жаль. Однако продолжайте. — Он встал, засунул руки в карманы («Любимая привычка», — подсознательно отметила Линн) и посмотрел на девушку сверху вниз.

— Так вот, в соответствии с вашими рекомендациями… — она знала, что ее голос предательски дрожит, но под испытующим взглядом Йорка ничего не могла с собой поделать, — я пересмотрела свою методику обучения и стала намного ортодоксальнее в подаче материала. Это противоречит всем моим убеждениям, но я подчинилась вашим требованиям.

Он медленно повернулся и отошел к окну, выходившему на цветущие сады пригорода. Спустя полминуты он отрывисто сказал:

— Хорошо.

— И еще одно. Если подтвердится слух об уходе на пенсию нашего начальника кафедры английского языка и литературы, я, скорее всего, выдвину свою кандидатуру на эту должность.

Йорк стремительно обернулся:

— И тем самым потратите время впустую.

Перед Линн снова стоял инспектор английской словесности Ее Величества, недавнее дружелюбие испарилось как не бывало, несмотря на то что девушка все еще оставалась его гостьей. «Что ж, сама напросилась», — грустно подумала она, не желая, однако, сдаваться.

— Позвольте заметить, что я выполняла обязанности начальника кафедры в течение нескольких недель, и никто не жаловался, — гордо заявила она.

— Ну и что? — Его голос был холоден.

— По-моему, это доказывает, что я вполне способна выполнять эту работу. Кафедра нормально функционировала все время, пока я была ответственной.

— Не будьте ребенком. Вас даже не включат в список кандидатов.

Угасшая было ненависть к нему вспыхнула в душе Линн с новой силой.

— Еще бы! Не сомневаюсь, что вы об этом позаботитесь, — задохнувшись от возмущения, выкрикнула она.

На этот раз Йорк рассердился не на шутку:

— Я? При чем тут я?!

— Вам лучше знать. Это по вашей милости на меня обрушились неприятности. — Ее обвинение было в высшей степени несправедливым, и она знала это.

Резкий тон инспектора заставил ее внутренне содрогнуться.

— По моей?! Ошибаетесь, мисс Хьюлетт. Я всего лишь заставил вас задуматься о том, что и так очевидно. Попробуйте поискать причину в себе. Мое вмешательство вовсе не требуется для того, чтобы лишить вас возможности карьерного роста в этом школьном заведении. И без меня найдется много желающих. Вы разве не понимаете, что у родителей, которые недовольны вашей методикой преподавания, могут оказаться друзья среди членов совета? Как только выяснится, что вы претендуете на должность начальника кафедры, они используют свое влияние, чтобы этому помешать, — разумеется, неофициально. А ведь именно школьный совет будет рассматривать кандидатуры, проводить собеседование и решать вопрос о назначении.

Линн знала: Крис Йорк прав, но была смертельно обижена тем, что он счел необходимым разъяснить ей это в такой жесткой и откровенной манере. Она чувствовала, как слезы наворачиваются на глаза, и боялась, что он их заметит. Проглотив подступивший к горлу комок, она с трудом произнесла:

— Извините, мне пора. Спасибо за кофе, мистер Йорк.

Он склонил голову.

Линн направилась к выходу, и инспектор любезно проводил ее до лифта.

— До свидания, мисс Хьюлетт. Спасибо, что подбросили, — сказал он на прощанье.

Сидя за рулем, она подумала с каким-то странным сожалением: «Вот и конец прекрасной дружбе, продлившейся около часа».

Она знала, что должна винить во всем только себя.

До школьного фестиваля музыки и драмы оставалось несколько недель. Местом его проведения был выбран Прибрежный павильон — оборудованный по последнему слову техники концертный зал. Архитектор, которому предоставили полную свободу творчества, постарался на славу — современное трехэтажное здание выросло на пустыре у берега реки среди ухоженных цветников, фонтанов, террас и идеально вписалось в окружающий ландшафт.

Налогоплательщики городка очень гордились своим, концертным залом. Они считали его достойным фоном, на котором их дети могли проявить музыкальные и артистические способности.

Линн договорилась с группой восторженных старшеклассников собраться в школе в субботу днем и порепетировать перед фестивалем. Начало этой подготовки было положено еще на занятиях, до того как Линн вынудили отказаться от ее новаторских методик. Мальчики экспериментировали, надиктовывая свои стихи на магнитофон в сопровождении музыки собственного сочинения, и результаты этого творческого процесса должны были стать частью их выступления на фестивале.

Поскольку официально в этот день она была свободна, Линн надела огненно-красные брюки, такого же цвета жакет и свой любимый оранжевый свитер. Увидев ее в этом наряде, охранник в школьном вестибюле разинул рот от удивления, но девушка гордо прошествовала мимо него, сделав вид, будто ничего не заметила.

Она вошла в свой класс и перенесла магнитофон из кладовки на учительский стол. Аппарат оказался довольно тяжелым, и она решила подождать мальчиков, подумав, что в одиночку не дотащит его до кабинета музыки. Вскоре шумная группа восемнадцатилетних подростков протопала по коридору. Они гуськом вошли в класс и замерли у дверей, вытаращив глаза на свою учительницу. Наконец один из них восхищенно присвистнул.

— Классно выглядите, мисс Хьюлетт, — сказал он.

Другой отделился от группы, обошел вокруг Линн, поводил руками у нее над плечом, притворяясь, будто греет их над огнем, потер ладони и заулыбался:

— Ух, как бы не обжечься!

Все засмеялись, включая Линн, и третий мальчик спросил:

— Не иначе как торопитесь на встречу с другом после репетиции, да, мисс Хьюлетт?

— Нет, — покачала головой Линн. — С подругой.

— Зачем тратить такую красоту на подругу?

Это было всего лишь добродушной забавой, и Линн принимала восторги и подшучивания своих учеников со снисходительной иронией.

— Кабинет музыки свободен, — оживленно сообщила она, меняя тему. — Ну, идемте.

Ребята собрали довольно необычную коллекцию музыкальных инструментов. Два мальчика принесли скрипку и гитару, а для того, чтобы экипировать остальных участников оркестра, они позаимствовали из школьной кладовой ксилофон, мандолину и литавры. Полдюжины молодых талантов, готовых присоединить свои чистые юные голоса к звукам музыкальных инструментов, с воодушевлением двинулись в кабинет музыки. Когда все расселись, мальчики постарше принялись зачитывать вслух наброски своих поэм на фоне музыкального сопровождения, обеспеченного их товарищами, а магнитофон использовался для того, чтобы творцы могли оценить свои произведения со стороны.