На следующий день, рано утром, старший констебль города посетил судью в гостинице. Их разговор мог бы быть трудным, но прошел довольно легко благодаря огромному такту и обаянию старшего констебля, которые скрывались за его грубоватыми манерами и жизнерадостным юмором. Ничего конкретного не было сказано о досадной забывчивости его светлости относительно продления водительских документов. Ни слова не было произнесено о том, что дело надо как-то замять, или вообще о том, что было какое-то дело. В то же время результат переговоров был абсолютно ясен. Судья, со своей стороны, глубоко сожалеет о случившемся и ни в коем случае не сядет за руль, пока все не уладится. В свою очередь старший констебль гарантирует, что никто ничего не узнает о случившемся, по крайней мере от полиции. Тем не менее, не предлагая его светлости "сделать заявление", что могло бы унизить его достоинство, он намекнул, что хотел бы услышать подробное описание происшествия. Барбер не замедлил ему рассказать, как все было. Их разговор, по сути, был приятной маленькой комедией, разыгранной двумя сторонами со всей серьезностью.

Когда эта часть разговора закончилась, старший констебль вздохнул с явным облегчением, надул щеки, откинулся на спинку кресла и с удовольствием закурил сигарету, предложенную ему судьей. Он явно должен был сказать еще что-то, и судья не спешил выпроводить его.

— Вы не сообщили мне о самочувствии бедняги. Как его зовут, кстати?спросил судья.

— Себальд-Смит, — ответил старший констебль.

— Себальд-Смит? — переспросил судья. — Редкая фамилия. Мне кажется, я где-то ее слышал.

— Он не из нашего города, милорд. Был здесь с друзьями. Мы с трудом нашли их.

— Да? Я надеюсь, он не получил серьезных увечий?

— Рад сообщить, что у него легкие повреждения. Как сказал врач, небольшое сотрясение и перелом пальца — мизинца на левой руке. Ну, еще несколько синяков и кратковременный шок.

— "Ранения, ушибы, контузия, глубокий шок нервной системы", — подвел итог Барбер в терминах, которые употреблял сам в старые времена в заявлениях о возбуждении иска, описывая повреждения, нанесенные в результате дорожного происшествия.

— Через пару дней его выпишут, — заверил старший констебль.

Барбер вздохнул с облегчением. У него не было доходов, кроме жалованья, а он знал, как никто другой, размеры компенсаций, выплачиваемых истцам по таким делам. Похоже, что дело можно уладить, нет — нужно уладить с минимальными издержками. "Если только они не ампутируют палец, — подумал он. От этого компенсация вырастает до невероятных размеров". Судья с сожалением вспомнил, как присудил солидную компенсацию молодой женщине за потерю большого пальца ноги не далее чем на прошлой сессии. Хильда тогда заявила, что на него повлиял тот факт, что она была не только молода, но и очень привлекательна. Глупо так думать, конечно, но все равно зря он так поступил. Об этом деле что-то писали в газетах… И тем не менее ему не следовало назначать такую большую сумму. Он быстро прикинул в уме, на чем пришлось бы экономить, если бы ему срочно потребовалось, скажем, двести фунтов, и пришел к неутешительному выводу, что большую часть денег пришлось бы добывать, экономя на нарядах и развлечениях леди Барбер. В целом, заключил судья, самой неприятной стороной всего этого дела будет реакция его жены на ночное происшествие.

— Рад слышать, что он не в худшем состоянии, — отозвался Барбер. Действительно, очень рад. Вы сняли тяжкий груз с моей души. Ну, — сказал он, вставая, — полагаю, нам обоим пора приниматься за работу. Весьма признателен вам за то, что пришли сюда ко мне, чтобы обсудить этот… этот несчастный случай.

— Не за что, милорд, не за что, — смущенно ответил старший констебль. Он тоже поднялся, но не спешил уходить. Наконец сказал: — Есть еще один небольшой вопрос, милорд.

— Да? Какой?

— Анонимное письмо, которое ваша светлость получили вчера. Шеф полиции графства показал мне его.

— Да-да. Так что же?

— Дело в том, милорд, что у нас есть основания предполагать, что это письмо написал человек по фамилии Хеппеншталь. Ваша светлость, возможно, помнит эту фамилию…

— Хеппеншталь? Как же, как же. Хеппеншталь! — пробормотал судья. Он не смотрел в этот момент на старшего констебля, и тот не видел его лица, выражавшего крайнее отвращение и к фамилии, и к самому субъекту.

— Нам известно, что он находился в городе позавчера, — поспешно пояснил старший констебль. — У него есть разрешение на отлучку из исправительного заведения, и он должен отмечаться в полицейском участке.

— Почему же вы ничего не можете предпринять? — спросил Барбер с раздражением. — Арестовать его или что-нибудь еще? В конце концов, это ваша обязанность…

— Вы совершенно правы, милорд. Я понимаю. К сожалению, мы потеряли его из виду. Но это временно. Очень трудно поддерживать контакты с людьми, когда везде светомаскировка. Кроме того, часть моих людей выделена на охрану выездной сессии суда. Но как бы там ни было, этот человек на свободе, и мы беспокоимся по этому поводу.

— Мне кажется, это я должен беспокоится, — хрипло засмеялся судья.

— Это я и имею в виду, милорд. Мы должны избавить вас от неприятностей. Насколько нам известно, обычно люди, которые планируют насильственное действие такого рода, не сообщают об этом заранее. Но этот человек не совсем нормален с тех пор, как его посадили. То есть… то есть он затаил обиду… Я надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать, милорд.

По выражению лица Барбера было ясно, что он все прекрасно понимает и это ему не нравится.

— Так что же теперь?

— Полагаю, милорд, при данных обстоятельствах было бы желательно дать вам дополнительную охрану, кроме эскорта, сопровождающего вас при поездках к зданию суда и обратно. В вашу гостиницу легко проникнуть, например. Я бы поставил одного человека у дверей и другого — на заднем дворе. Они не будут выделяться. Если ваша светлость желают, эти люди будут в штатском. Затем, если вы захотите прогуляться после заседания, вас мог бы кто-то сопровождать, на случай…

— У меня есть секретарь, — возразил судья.

По лицу старшего констебля было видно, что он невысокого мнения о секретарях судей.

— Мне было бы спокойнее, если бы вас сопровождал и полицейский тоже. В конце концов, это только на день или два, а ответственность лежит на мне. Если что-нибудь случится…

— Хорошо, пусть будет так, если вы считаете это необходимым. У вас, конечно, нет никаких доказательств, что абсурдное письмо, которое я получил, было написано этим человеком?

— Ни малейших доказательств, милорд. Но мы не можем не считаться с таким совпадением. Будем надеяться, что я ошибаюсь. Возможно, мы никогда больше не услышим о нем.

Их беседу прервал вошедший в комнату Сэвидж, который почтительно напомнил его светлости, что пора одеваться и ехать в суд. Старший констебль попрощался и ушел.