Картины Мак-Иннеса не было на месте, и сначала Изабелла подумала, что ее убрали. Возможно, что-то произошло: ведь те, кто продает под влиянием импульса, могут передумать — так же, как и покупающие под влиянием импульса. Но затем она увидела эту картину: теперь Мак-Иннес висел на более видном месте, рядом с большим пейзажем Уильяма Джиллиса, на котором были изображены холмы Шотландской низменности в приглушенных тонах позднего лета. Шотландия — страна именно таких неярких красок, подумала Изабелла, глядя на Джиллиса: выцветший синий цвет неба, красные и пурпурные пятна вереска, серая каменистая осыпь на склонах холмов…

Она посмотрела на Мак-Иннеса и сразу же поняла, что должна его купить. Если бы у нее не было той, меньшей, картины, все могло сложиться иначе. Но теперь картина говорила прямо с ней, и она непременно будет участвовать в аукционе. Она судорожно сглотнула. Изабелла привыкла тратить большие суммы, но не на себя. А теперь она собирается потратить значительную сумму, которая так бы пригодилась в другом месте. Недавно ей пришло письмо из Шотландской оперы с просьбой о деньгах, и из Центра научных исследований в области менингита, и от Эдинбургского университета… Этим деньгам можно найти такое хорошее применение, а она собирается истратить их на картину.

— Очень интересно. Очень мило.

Изабелла резко обернулась:

— Гай!

Человек, стоявший у Изабеллы за спиной, наклонил голову в знак приветствия. Довольно старомодный жест, подумала она, в точности такой, как надо. У Гая Пеплоу была галерея шотландского искусства на Дандес-стрит — он владел ею вместе с Робином Мак-Клюром, и Изабелла знала их обоих. И тот и другой были сыновьями художников, и у Изабеллы в доме висели произведения их отцов.

Она улыбнулась Гаю. Он немного напоминал ей Джейми — таким Джейми мог бы стать, когда будет постарше. Такие же темные волосы, коротко подстриженные, такие же правильные черты, и оба не сознают, как красивы. «Интересно, он в курсе?» — подумала Изабелла. Слухи о ее беременности и о рождении Чарли довольно быстро облетели весь Эдинбург, но кое-кто еще не слышал эту новость, и эти люди будут ошеломлены, даже если не станут осуждать.

— Насколько я понимаю, ты… в общем, все чувствуют себя хорошо?

— У Чарли все прекрасно, — ответила она. — Растет.

— Да, так оно и бывает, — сказал Гай. — Мои дети тоже быстро росли. А… — Он запнулся, поскольку не помнил имени. Он видел этого молодого человека Изабеллы. Как же его зовут?

— Джейми занят, — пришла ему на помощь Изабелла. — А благодаря Чарли он занят еще больше.

Теперь все ясно, подумала Изабелла. Понятно, что людей интересует, не оставил ли ее Джейми, и это слегка ее раздражало. Да, вот чем хорош брак: тут уж всем ясно, что отец выполняет свои обязанности по отношению к детям.

Она указала на картину:

— Ты?.. — Тут Изабелла выдержала паузу. На аукционе всегда возникает неловкость, когда сталкиваешься со своим другом, которого интересует тот же лот. Не хочется соперничать с другом, все повышая цену, но в то же время надеешься, что и он испытывает такие же угрызения совести.

Гай покачал головой.

— Не расстраивайся. Мы не собираемся ее приобретать. А ты?

Изабелла снова взглянула на картину. Да, она ее хочет.

— Думаю, да.

Гай перелистал каталог.

— Стоимость немного занижена, — решил он. — Но трудно сказать наверняка. Его работы теперь не так уж часто появляются. Вообще-то я не припомню, когда в последний раз видел его картину на аукционе. Должно быть, много лет назад. Вскоре после его смерти.

Он приблизился к картине, чтобы как следует рассмотреть ее.

— Интересно. Думаю, это Джура — там он и умер. Горько думать о том, как он сидит там и пишет этот кусочек моря, не подозревая, что именно там утонет. Это все равно что изображать свое смертное ложе.

Изабелла немного помолчала, размышляя о том, многие ли из нас знают, на каком ложе умрут, — да и хотят ли знать? И помогут ли им такого рода сведения? Она внимательно посмотрела на картину. В прошлом ее не беспокоила собственная смерть — где бы это ни произошло, — но теперь, когда ей нужно было думать о Чарли, она испытывала совсем другие чувства по этому поводу. Ей не хотелось уходить, оставив Чарли, — хотелось хотя бы увидеть, как он вырастет. Должно быть, это самая тяжелая проблема, когда поздно заводишь детей. Так бывает, скажем, когда мужчина вступает в новый брак лет в шестьдесят с женщиной, которая моложе его, и у них рождается ребенок. Может быть, он и дотянет до восьмидесяти пята и увидит, как его ребенок стал взрослым, но шансы невелики.

— Он был совсем молодым, когда умер? — спросила Изабелла.

— Мак-Иннес? Да. Думаю, ему было лет сорок — сорок один.

Как раз столько, как мне сейчас, подумала Изабелла. Примерно моего возраста — и вот все кончено.

— Отчего нам кажется особенно трагичным, когда художник умирает молодым? — вслух размышляла Изабелла. — Подумай обо всех этих писателях, которые рано ушли. Уилфред Оуэн.[4]Брюс Четвин.[5]Руперт Брук.[6]Байрон. И музыканты тоже. Вспомни Моцарта.

— Это из-за того, что мы так много теряем, когда такое случается, — сказал Гай. — Оуэн столько еще мог бы написать! Он же только начал. И Брук тоже, я полагаю, хотя я не такой уж страстный его поклонник.

— Он писал для женщин, — твердо заявила Изабелла. — Женщины любят поэтов, красивых, как Брук, которые идут за них умирать. Это разобьет сердце любой женщине. — Она сделала паузу. — Но самая большая трагедия — это Моцарт. Подумай о том, чего мы лишились. Вся эта красота, внезапно прервавшаяся. И похороны под дождем, не так ли? В общей могиле для бедняков…

Гай пожал плечами:

— Все когда-нибудь кончается, Изабелла. Ты. Я. Римская империя. Но мне жаль, что Мак-Иннес не пожил подольше. Думаю, из него мог бы получиться действительно значительный художник. Возможно, уровня Кэделла. Все на это указывало. До тех пор… в общем, до тех пор, пока все пошло не так.

— И он утонул?

— Нет, — возразил Гай. — Еще до того. Все рухнуло перед тем, как он в последний раз отправился на этот остров, на Джуру. — Он подался вперед, рассматривая картину. — Странно, — сказал он. — Странно.

Изабелла взглянула на него вопросительно.

— Что странно?

— Она не покрыта лаком, — ответил Гай, выпрямляясь. — Мне помнится, что Мак-Иннес всегда покрывал свои картины лаком. Он был просто одержим подобными вещами: рамы, лак, подписи и так далее. А эта совсем не покрыта лаком.