— Ну… Не знаю… Здесь живет совсем немного народу… Да и священников мало… Я завтра повезу тело его преосвященства в Париж. Там я сообщу нашим высшим чинам о случившемся. Пусть они и решают.

— Вы не станете хоронить епископа в его епархии?

— Дело в том… тут сложилась такая ситуация… Местные жители — очень вспыльчивые и впечатлительные люди. Те, кто живет на юге страны, сильно отличаются от северян. А из-за этой таинственной смерти началось небывалое брожение в умах. Нам, служителям Церкви, даже пришлось принять меры безопасности, чтобы не пострадать самим. В общем, нам не хотелось, чтобы…

— Понимаю.

— Вы позволите предложить вам умыться? В этом тазике теплая вода, — сказал викарий, довольный тем, что молодой священник избавил его от разговора на такую щекотливую тему. — А еще я могу добавить туда целебные травы.

— Да, конечно. Если вас это не затруднит.

Шюке достал пакетик с целебными травами из коробочки, стоявшей рядом с очагом. Он опустил щепоть измельченных трав в теплую воду в тазике, а затем подбросил сухого хвороста в огонь.

— А как быть мне? — спросил отец Ги. — Нужно ли мне дождаться преемника епископа, прежде чем занять свой пост?

— Вовсе нет… Думаю, что нет… Дело в том, что…

Шюке, засомневавшись, умолк. Затем он решил начать издалека:

— Дело в том, что, кроме епископа и меня, никто не знал о вашем предстоящем приезде. Некоторые люди догадывались, что должен приехать новый священник, но Акен не стал подтверждать подобные слухи. Этим объясняется то смятение, которое охватило братьев Мео и Абеля, когда вы вдруг приехали.

— Епископ ничего мне не сообщил о том, что у меня будет за приход. Мне показалось, что он в своих письмах был очень сдержанным.

— Я писал эти письма под его диктовку, отец Ги. А потому мне известно, что в отношении вас его преосвященство Акен проявлял некоторую осторожность.

— А почему?

Викария снова охватили сомнения.

— Вы и в самом деле хотите, чтобы я объяснил вам все это именно сегодня вечером? Вы ведь устали с дороги и…

Несмотря на усталость, читавшуюся на лице Энно Ги, его пристальный взгляд, выражавший решимость, заставил викария говорить дальше.

— Для этого нужно… — пролепетал Шюке. — Нужно пойти в комнату епископа. Но ведь там…

Еще никто не заходил в комнату Акена с момента убийства, точнее, с того момента, как монахи отнесли труп Акена в находящийся под церковью склеп. После этого никто из них не решился взяться за еще одно крайне необходимое дело — навести порядок в комнате покойного. Монахи просто запечатали дверь, ведущую в эту комнату.

Ги поднялся. Его новая обувь была ему как раз впору.

— Пойдемте туда, брат Шюке. Показывайте, куда идти.

Викарию явно не хотелось снова оказаться в комнате, где произошло убийство. Однако выбора у него не было, а потому он покорно повел молодого священника на второй этаж.

Идя впереди Энно Ги с маленькой свечой в руках вверх по подгнившей винтовой лестнице с полуразвалившимися ступеньками, Шюке несколько раз виновато улыбнулся. Однако молодой священник, скрестив руки на груди и засунув кисти в рукава своей рясы, не обращал на виноватый вид Шюке ни малейшего внимания. Темнота на лестнице и запущенность здания нисколько не волновали его.

По дороге к комнате епископа они прошли мимо одной из келий, дверь которой была приоткрыта. В ней сидели Мео и Абель и при слабом свете свечи о чем-то шепотом разговаривали. Они были похожи на двух заговорщиков из модных в то время романов, волновавших воображение придворных дам образами погрязших во всевозможных грехах аббатов и прочих священников. Увидев Шюке и Ги, монахи умолкли и возобновили свой разговор лишь тогда, когда викарий и кюре прошли мимо.

Наконец Ги и Шюке подошли к арочному входу в келью Акена. Викарий достал из складок своей одежды длинный нож с деревянной ручкой. Дверь и ее петли были влажными от воды, сочившейся с сырого сводчатого потолка. Шюке ножом счистил воск, которым были запечатаны петли и замок двери. Задевая полотно двери, острый нож то и дело глубоко вонзался в древесину, а прикосновение лезвия к замку и задвижке порождало пронзительный металлический лязг, напомнивший Шюке звук, который издавала подбитая железом обувь убийцы, когда тот шел по коридору.

Вспомнив об этом, Шюке в последний раз скребанул ножом по двери и затем, надавив плечом, открыл ее.

Из кельи дохнуло холодом, но, несмотря на это, ощущался тошнотворный запах. Сильный сквозняк чуть было не задул свечу викария.

С момента убийства в комнате практически ничего не изменилось: стол, большой стул Акена, сундук, пюпитр, чернильница, два подсвечника, печка — все было на месте. Лишь щеколда на окне не выдержала напора ветра, и окно распахнулось. Из печки доносился запах холодной древесины и влажного пепла, однако этот запах тонул в другом, более сильном и одурманивающем — это был запах разлагающихся человеческих останков. Шюке, человек весьма чувствительный, натянул на нос воротник. Отец Ги, наоборот, даже глазом не моргнул.

— Я в свое время привык к подобным запахам, — сказал он. — Так иногда пахнет в университетских аудиториях.

На лице Шюке отразилось недоумение.

— Я, разумеется, имею в виду аудитории, в которых изучают анатомию, — пояснил молодой священник. Подойдя к окну, он одним коротким движением закрыл его. Затем Ги подошел к печке и растопил ее. Шюке тем временем зажег свечи в обоих подсвечниках.

— Ну вот, теперь совсем другое дело, — сказал Ги. Викарий ошеломленно наблюдал за спокойными, можно сказать, отстраненными движениями своего собеседника. Молодой священник подошел к креслу епископа, несколько раз наступив при этом на сгустки крови, скопившиеся в углублениях между плитками пола. На одном из них, до сих пор не подсохшем, отпечатался след башмака кюре. Бедняга Шюке терялся в догадках, что же с ним сейчас может случиться: то ли он упадет в обморок, то ли его стошнит?

— Это старинное изделие, — сказал викарий, увидев, что Энно Ги внимательно рассматривает сделанный из орехового дерева стул Акена и загадочную гравюру, украшающую его. — Его преосвященство очень ценил его. Мне кажется, что это — итальянская работа.

— В самом деле? Я бы скорее связал его происхождение с какой-нибудь восточной страной… Да, это, безусловно, Китай.

— Китай?

— Дайте мне ваш нож.

Шюке протянул молодому священнику свое оружие. Энно Ги принялся скоблить ножом край гравюры, и отслаивающиеся частички падали на его подставленную ладонь. Затем он отложил в сторону нож и попробовал собранные порошинки на вкус.

— Китайская работа! — заявил он. — Подобную горючую смесь производят только в Срединной империи.[23]Ее нет на вооружении ни французской, ни испанской армий. Это — смесь нефти, серы и угля, и она является очень эффективным оружием. Я даже не знал, что кто-то уже завез ее на территорию христианских стран.