Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жидкость из баночек закончилась. Теперь мы оба были похожи на светлячков, слабо освещающих серость и полумрак вокруг. Только вот зачем? Чтобы приманить Рыбака-великана ещё ближе? Или у дедушки с бабушкой был какой-то план?
Мелкий колючий дождь облепил каплями лицо. Чем быстрее мы плыли, тем сильнее дождь становился. Макс обхватил меня руками. Я посмотрел назад, на пенистый рыжий след от нашей лодки, исчезающий в тумане.
Силуэт Рыбака-великана вдруг растворился, рассыпался в мороси и тут же возник очень близко, буквально в полуметре от нас. Я совершенно чётко разглядел овальное лицо, покрытое густой щетиной, чёрные впадины глазниц, блестящий от пота лоб. Рыбак не улыбался, а скалился, предчувствуя скорую победу. Широкий нос его лодки разрезал волны и ударился о левый борт. Бабушка вскрикнула, а дедушка, развернувшись, решительно, с силой, впился веслом в чужую лодку и стал отталкивать её что было сил. Я бросился на помощь, перегнулся, ухватился руками за влажное дерево и отпихнул. Затылком почувствовал, как что-то тяжёлое проносится надо мной – рука Рыбака? Весло? Что-то ещё? – и потерял равновесие. Я бы точно свалился в ледяную воду, но бабушка ухватила меня за край жилета и дёрнула на себя.
Лодка Рыбака-великана вильнула и исчезла в тумане. Частые всплески воды сделались глухими, далёкими.
– Отбились? – спросил Макс. Он так крепко держался руками за скамейку, что побелели пальцы.
– Выиграли время, – пробормотал дедушка. – Нас должны заметить… должны заметить, ну!
Он плюхнулся обратно и стал грести, всматриваясь в туманный сумрак, будто что-то в нём действительно можно было разглядеть.
У меня на затылке до сих пор от страха дрожали волосы. Я сел рядом с Максом, ощупывая взглядом реку. Рыбак-великан был где-то рядом. Он охотился за картой. За рыбой. И стало быть, за нами тоже.
– Зачем мы обмазали жилеты? – спросил Макс. – Я свечусь, как фонарик. Нас же видно.
– Вот именно, видно. Кому надо, тот и увидит, – ответила бабушка.
А дедушка вдруг ухмыльнулся и сказал:
– Ага, мы прибыли, дети. Держитесь крепко.
Я повернулся и разглядел впереди свечение, будто над рекой были развешены слабенькие фонари. Туман и дождь делали свет выпуклым и неопределённым. Невозможно было понять, откуда он исходит.
Лодка подплыла ближе, из тумана возник свод моста. Кажется, это был один из тех низеньких разноцветных мостов, которые тянулись через каналы в центре города. Туристы обожали под ними фотографироваться или, проплывая, дотрагиваться руками до металлических и деревянных перегородок. Дедушка тоже поднялся и дотронулся. Едва лодка заплыла под мост, течение прекратилось. Мы остановились.
Мало того, здесь не было ни измороси, ни тумана. Мир обрёл чёткие контуры. С обеих сторон моста я разглядел плотную пелену, как занавес. Но мы оказались между. В тишине и полумраке, но хотя бы без дождя.
– Что это такое? – спросил я. – Здесь обитает рыба?
Эхо моего голоса разлетелось по пустоте.
– Не совсем, дети. Большая золотая рыба никогда не находится на одном месте. Она плавает по всей Изнанке. Но сейчас у нас есть шансы понять, где именно её искать.
Темнота начала постепенно растворяться. Будто кто-то медленно усиливал свет вокруг, заставляя невидимые фонари гореть ярче. Я разглядел островки берегов с обеих сторон под мостом. На одном из них – каменном широком выступе – стоял человек. Он светился, как мы с Максом, но становился ярче и ярче, заливая собственным светом пространство.
– Здравствуй, дружище! – воскликнул дедушка, увидев человека. – Не представляешь, как мы рады тебя видеть!
Человек молча размахнулся и швырнул что-то в нашу сторону. На борт тяжело упал мокрый хвост каната. Дедушка просунул его в отверстие на носу лодки и завязал в тугой узел.
Мы стали медленно двигаться к берегу. Чем больше становилось света, тем меньше я боялся. А когда лодка ткнулась в каменистый берег, успокоился совсем.
Незнакомец светился сам по себе. То есть на нём не было какой-то специальной одежды, он не был разукрашен фосфорной краской или маркерами. Бледный, мягкий свет исходил от кожи: на лице, на шее, на ладонях. Будто где-то внутри этого маленького, щуплого человечка болталась включённая лампочка.
Он долго, с прищуром, разглядывал сначала дедушку, потом бабушку, потом нас с Максом, а потом произнёс задумчиво:
– Не самый худший вариант. Откуда я вас знаю?
– Это же я, – сказал дедушка, улыбаясь. Он возился с лодкой, затаскивая её повыше на каменную мостовую. Тёмные волны не хотели отпускать лодку, накатывались на неё, цеплялись. – Свечи из свиного сала, фонари, отражения в стёклах, первые дети на Петровской набережной, ну?
Человечек достал откуда-то свечу, щелчком пальца поджёг её и поднёс дрожащий огонёк к дедушкиному лицу. Свет показался мне настолько ярким, что заболели глаза.
– Смотри! – Макс ткнул меня локтем в бок. – Смотри, у него нос светится тоже! Самый кончик!
– Я же говорю, не самый худший вариант, – произнёс человечек, тщательнейшим образом разглядывая дедушку. – Вы могли бы быть, скажем, картофелем. Или чумой. Старым камзолом. Хлебными крошками, которые подсохли на подоконнике. А вы всего лишь те самые старик со старухой. И ещё внуки, да? Я видел их, припоминаю.
– Где вы нас видели? – вырвалось у меня. Если бы я встречал такого – ещё одного странного! – человечка, то точно бы запомнил.
В моей жизни, к слову, странные люди раньше не встречались. Разве что уборщица в школе, про которую все думали, что это именно она украла голос у Русалочки из мультика.
Человечек повернул ко мне свечу. Яркий свет сузился до дрожащего пятнышка в его руках, а вокруг стало черным-черно.
– Хорошо, что вы задаёте вопросы. Ваше поколение не любит задавать вопросы, совсем не любопытные и не суёте нос всюду. И с жилетами хорошо придумали. Иначе я бы вас не заметил, а вы бы не примкнули, как мотыльки. – Человечек шевельнул свечой. – Знаете, в чём сходство человека и мотылька? Мотылёк летит на свет фонаря, его привлекает возможность рассмотреть что-то яркое и красивое. Так же и человек – видит свет в окне и бежит смотреть, разглядывать, подглядывать. Не может сопротивляться. Вы когда-нибудь заглядывали в чужие окна?
Я, признаться, заглядывал. Особенно зимними вечерами, когда темнело рано и приходилось возвращаться из школы в окружении ярких окон в домах. Тут хочешь не хочешь, а будешь разглядывать чужую жизнь, особенно если