И когда это время было, они брали его всё. Иногда они были нежными, но чаще в них было слишком много ярости и отчаяния для нежности. И они не жалели об этом. И Тейрис вскрикивал и стонал, когда Лэйр хватал его за волосы и толкал к кровати, прижимая к ней со всей силы и вгоняя в него свой член, чувствуя, как Тейрис сжимает его, ещё не в силах расслабиться под его напором, и Тейрис, задыхаясь, шептал:

— Всё? Устал? Отдал все силы, чтоб меня взять? Дать передышку?

И тут же стонал в голос, когда Лэйр двигался в ответ сильно и резко, и хрипло отвечал:

— Моргни два раза, когда сдашься.

— Тебе придётся постараться, — глухо отвечал Тейрис, и больше особо не мог говорить, хватая ртом воздух и вскрикивая, вцепляясь пальцами в край койки и забывая обо всём, кроме Лэйра, его ярости и страсти, и это было как уйти отсюда и как стать наконец единым с этой землёй. Это было как… не просто быть здесь. Жить здесь. Словно ты не совсем здесь чужой.

* * *

— Ты знаешь, что стрелки называют моментом тишины перед выстрелом?

Тейрис медленно поднял пустой взгляд на доктора. Он назвался хорошим другом Змея и Ловчего. Линнис Бриз. Змей вызвал его. Тейрис снова был в госпитале, ранение не было тяжёлым, он уже шёл на поправку. Физически. Ему в общем было всё равно. Всё это было уже неважно. Всё на этой войне было уже неважно.

— Момент перед тем, как раздастся выстрел? — бесцветно спросил Тейрис.

Линнис покачал головой.

— Не совсем, — мягко ответил он. — Это момент, когда стрелок прицелился и готов выстрелить, мгновение, когда его разум замирает перед тем, как он спустит тетиву или нажмёт на крючок. Когда стрелок ловит это ощущение — он не промахивается, всё его тело знает, что попадёт в цель, и его разум пуст, в нём есть лишь намерение выстрела, его чувство. Тишина перед выстрелом.

Тейрис равнодушно кивнул. Он не особенно слушал. Он ничего особенно не слушал с последнего боя. Раз за разом его мысли возвращались к нему, в этот последний бой, в минуты перед тем, как его ранили и как эта война потеряла для него смысл — как, наверное, давно потеряла смысл для Лэйра. Но он не знал об этом. Он не замечал.

* * *

Лэйр вернулся в строй и, кажется, даже стал таким же, как прежде. Он не бродил по ночам, он шутил, он иногда прикасался к Тейрису с такой нежностью, что тот вздрагивал от неожиданности и от вдруг нахлынувших чувств, от ощущений, которых все они тут пытались избегать, подавить в себе, потому что невозможно было вытерпеть их здесь. Но Лэйр мог. Лэйр не боялся. Он улыбался и гладил Тейриса по щеке, и это мир вдруг снова становился чужим, а реальным — тот, который остался позади. Где были радость и покой, нежность и мягкость, где золотые листья падали прямо со звёзд, где слабость не была слабостью, где изматывающее напряжение, страх, отчаяние были лишь мгновениями среди вечности. Здесь они были жизнью, и все здесь пытались свыкнуться с этим. Но не Лэйр. Больше не он.

Прошло около месяца после его срыва, лагерь почти укрепили, и командование уже считало это успехом — и тут Плеть пошла в атаку. Это был лучший тактический момент: часть гарнизона уже перебросили в другое место, позиции были более-менее укреплены, нападений последние недели было мало и все чувствовали себя в относительной безопасности. И тогда Плеть пришла во всей своей силе.

Сначала шла нежить, а сразу за ней — рыцари смерти. Они почти не отдавали команд, лишь изредка кто-то из них выкрикивал короткие резкие фразы гулким резонирующим голосом. Лагерь приготовился отбивать атаку. Бой завязался быстро, и так же быстро стало понятно, что он безнадёжен. Не прошло и часа с начала атаки, как кто-то позади Тейриса крикнул:

— Отступление! Приказ об отступлении!

Тейрис на мгновение обернулся и услышал сигнал. Трубили отступление. Плеть была повсюду. Рыцари смерти кружились на своих мёртвых скакунах между полчищ нежити, взмахивая рунными клинками. Тейрис обернулся обратно и крикнул во всё горло тем, кто мог не услышать:

— Отступаем! Отступаем!

И замер.

Метрах в двадцати он него стоял Лэйр. Нежить кишела вокруг него, но не трогала. Один из рыцарей смерти неспешно, словно на прогулке, ехал к нему, опустив меч в землю.

— Лэйр! — со всей мочи крикнул Тейрис. — Отступаем, назад, быстро!

Лэйр обернулся к нему и улыбнулся. Он был без шлема.

— Я могу помочь, — ответил он.

— Что? — крикнул Тейрис, не расслышав.

— Я могу помочь им, — громче повторил Лэйр. — Всем им. Я могу их спасти.

Тейрис ощутил, как волна холода залила его с головы до ног, и дёрнулся с места.

— Лэйр! — отчаянно звал он, пытаясь пробиться к нему через нежить и понимая, что это бесполезно, их слишком много. — Лэйр, вернись! — Он рубил мечом направо и налево, кто-то сзади окликнул его так же отчаянно, как кричал он сам, а Тейрис не переставал выкрикивать, надрывно и яростно: — Лэйр!

Лэйр посмотрел на него ещё пару мгновений, всё так же улыбаясь, спокойно и мягко, как улыбался давным-давно, а потом обернулся к рыцарю смерти, который был уже совсем рядом.

— Я могу спасти вас всех, — тихо повторил он, глядя рыцарю в глаза, и раскинул руки в стороны, выронив молот.

Рыцарь смерти подъехал ближе и взмахнул мечом.

— Лээээйр! — взвыл Тейрис.

Лэйр упал, и Тейрис замер, задыхаясь и не замечая, как слёзы катятся по щекам под шлемом.

Кто-то дёрнул его за плечо.

— Отступаем, отступаем, Тейрис, давай!

— Он может быть ещё жив! — сдавленно ответил Тейрис.

Паладин резко развернул его к себе, встряхнул за плечи и прокричал ему в лицо:

— Он мёртв!

И тут же охнул и осел на землю.

Тейрис успел инстинктивно закрыться мечом, сделав следующий удар дк, предназначавшийся уже ему, не смертельным, и только потом поднял голову и увидел его. Тейрис попятился, дк снова занёс меч, но его конь споткнулся о тело убитого паладина. Тейрис рубанул мечом по ногам коня, прижал ладонь к ране на боку и побежал к лагерю, не оборачиваясь. Он ещё почти не чувствовал боли, только как рана пульсирует под ладонью. Горнист продолжал трубить отступление, из конюшен выводили остававшихся ещё там лошадей, всё, что не могли взять с собой, бросали. Тейриса подхватила знакомая девчонка, с которой они часто дрались бок о бок, и уже