Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В один из сентябрьских вечеров Павел весь поникший и уставший, закончив свой второй рабочий день, шагал домой. Листва от тополей и берёз, посаженных на тротуарной прямой, стремительно врезалась в его серую водолазку, которая ему досталась от отца. На улице царила тишина и спокойствие, лишь изредка проезжала какая-нибудь легковушка с громкой музыкой. В такое позднее время оживает вся молодёжь Лужинска, которая всеми способами пытается показать себя, засверкать в этой серой человеческой массе. Правдин прекрасно это осознавал, так как сам ещё входил в молодёжный возраст, вот только ему было не до веселья, оно для него уже давно закончилось.
Пройдя ещё совсем немного шагов по сырому осеннему тротуару, Правдин дошёл до своего бледно-жёлтого дома, который как и прежде всё стоял, впитывая в себя все бедные и ничем не защищённые социальные слои Лужинска. За три месяца по коммуналкам расселили где-то десять новых жильцов. Среди них были те, кто спился и обеднел, те, кто проиграл всё в покер, те, кто как и сам Правдин попались на взятке.
Открыв дверь в свою коммуналку, Правдин увидел большие сумки с вещами, на полу стояли чёрные женские туфли. Надев тапки, Павел с каким-то непонятным трепетом стремительно пошёл на кухню, где Платонов уже рассказывал про свой жизненный путь. Вдруг послышался тонкий смех. В этом смехе Павел услышал что-то знакомое, он остановился в надежде вспомнить, но всё тщетно. Войдя на кухню Павел оцепенел перед ним спиной сидела Сорокина, её золотистые пряди волос красиво свисали на фоне белой блузки. Платонов сидел напротив, увидев Правдина от перевел свой взгляд с Марии на него и как бы указывая головой побудил гостью обернуться назад. Она сделала этот поворот и на секунду обомлела от неожиданности. После чего произнесла следующие.
— Думаю мы с вами уже знакомы. Вы меня помните?
Правдин не мог сказать ни слова, его взгляд завис на зелёных глазах Марии. Тут в незаконченный диалог влезает Платонов.
— Когда это вы успели познакомиться?
— На суде. — наконец-то сказал Павел.
— Да вы меня хотели засудить. За что и отправились сюда. Не так ли, Павел Анатольевич? — посмотрев ему прямо в его голубые глаза промолвила Мария.
Её голос пленял Правдина изнутри, он не знал куда ему деваться. В эту минуту он испытывал ряд самых разных и неизвестных ему чувств. Вся усталость в одно мгновенье оставила его тело, Павел вошёл в глубокий экстаз. Эта встреча стала дня него приятным судьбоносным приливом. Жизнь его как будто засверкала где-то внутри, где-то, где уже почти погас огонь надежды.
Посмотрев ещё раз в её зелёные глаза, которые изливали красоту и свет, Правдин, не став даже реагировать на её риторический вопрос, удалился в свою комнату. Там он переоделся и лёг на железный панцирь кровати. В этот поздний вечер ничто его не могло побеспокоить, лишь только мысли о благородной Марии, именно такой она показалась ему в эту судьбоносную встречу.
Сон долго не приходил. На улице начинал накрапывать дождь, листья со свистом врезались в окна его комнаты, гром приятно трещал. Павел в это время планировал строить свою новую жизнь. В эту жизнь он хотел вложить теплоту и любовь, которую никогда не ощущал. У него проснулся интерес к самому себе, ему захотелось творить над собой, а потом творить над всеми. Желание жить так, чтобы скулы на щеках болели от постоянного порывистого смеха, чтобы голова никогда не болела от тягостных дум, не давало ему спать этой чудесной ночью.
Этот вечер побудил к большой регенерации всего подсознательного и сознательного внутреннего мира Правдина. Его жизнь готовилась заиграть новыми красками, упиваясь лучами не постигнутой любви и настоящего счастья.
Глава 10
Утро выдалось приятным. Правдин встал раньше обычного, пройдя на кухню он сварил крепкий чёрный кофе и пожарил хлеб для того чтобы сделать бутерброды. Несколько минут он просидел за столом в ожидание новой гостье. Ближе к семи из ближней комнаты вышел Платонов. Лицо его напоминало раздавленную хурму, казалось, что он совсем не выспался. Правдин не стал задавать ему лишних вопросов, лишь пригласил позавтракать. Платонов изрядно удивился такому событию, обычно, Павел не готовил завтраки, а тут такое. Они просидели минут тридцать обсуждая предстоящий рабочий день. Платонов говорил о какой-то проверки, которая должна нагрянуть сегодня в их завод, а Павел с небольшим интересом внимал информацию и через раз что-то спрашивал. Тут послушался скрип двери, проснулась Мария. Она молча прошла на кухню где налила себе воды из графина. Все в кухне замолкли. Выпив полстакана Сорокина повернулась к столу и пристальным взором с ног до головы окатила Правдина. И тут у них произошла небольшая бытовая беседа.
— Мария Владимировна, мы вчера не много не так начали наше с вами общение. — с уверенностью произнёс Павел.
— Мы его с вами и не начинали, думаю и не начнём. — с равнодушием ответила Мария. Её глаза оставались такими же добрыми и светлыми, лишь слова придавали ей серьёзный вид.
— Хорошо. Ваше дело. Вот завтрак тут на столе, кофе на плите, угощайтесь. И насчёт вчера, я бы никогда вас не засудил не при каких обстоятельствах, ведь именно вы пробудили во мне коплю совести и нравственности. — размеренным темпом проговорил Павел. Внутри всё дребезжало, эти слова звучали почти что как признание в любви.
На этих словах беседа закончилась. Правдин встал из-за стола и удалился в свою комнату. Мария простояла немного в некотором ступоре. Она не ожидала услышать таких слов. Но при всём этом она не подала даже малейшего вида того, что эти пленительные фразы тронули её хрупкое женское сердце. Женщиной она было со стальным характером, могла любому дать мощнейший отпор. По распределению её определили в тот же магазин, где уже как три месяца работал Павел. Сегодня она вышла на первый свой рабочий день чуть позже чем Правдин. Дойти до работы ей не составило труда. Войдя в супермаркет, она увидела у кассы Правдина и без какого-либо удивления подошла к нему.
— Павел Анатольевич, не проведёте меня до директора этого магазина? — спросила Мария.
Лицо Правдина в этот момент сияло от радости, жить хотелось куда пуще прежнего. Теперь он будет заниматься одним поприщем с дамой, которая завладела его разумом, мысли об этом ворошили его с ног до