— Анют, — Надя делает паузу, явно прислушивается к звукам ресторана, которые, видимо, доносятся через динамик, — прости, я бы не стала портить тебе вечер, но…

— Что случилось, Надя? — перебиваю её, не желая слушать извинения. — Раз ты звонишь, значит, и правда что-то случилось.

— Понимаешь, я не знаю, как сказать это по телефону, чтобы не показалось глупостью, — голос у женщины действительно встревоженный, она продолжает тише: — Это касается Добрынина.

Я закатываю глаза. Ну конечно! А кого ещё это может касаться!

— Если ему опять нужно на кого-нибудь поорать, заполнить очередной протокол или журнал — то без меня! — злюсь и не скрываю этого. — Ну сколько можно, в самом-то деле, я…

— Ань, — прерывает меня Надежда, и я слышу в её тоне что-то, что заставляет меня замолчать. — Ты правда здесь нужна. Никто другой не справится. Пожалуйста!

Молчаливый Богатырёв довозит меня до больницы. Конечно, я сказала Наде, что приеду — а когда я отвечала по-другому? Мы оба выходим из машины, и мужчина провожает меня ко входу в приёмный покой.

— Полкан, спасибо тебе за сегодняшний день, — поворачиваюсь к нему, — я правда замечательно провела время! И прости, что так вышло…

— Не извиняйся, — он делает шаг ко мне, аккуратно кладёт руки на талию, — надеюсь, мы снова увидимся в ближайшее время! — тянется и легко целует меня в уголок губ.

— Спасибо, — говорю тихо, глядя на него. Такой хороший, внимательный, заботливый… Ну почему я ничего толком не чувствую?

— Я напишу, — он кивает и подталкивает меня. — Иди! Ты мыслями уже там, я же вижу.

— До встречи, — махнув на прощанье рукой, взбегаю по ступенькам и захожу в здание.

Быстро переодеваюсь — благо смена одежды в шкафчике у меня всегда есть, и поднимаюсь на свой этаж. Вечером в отделении довольно спокойно, видимо, никаких форс-мажоров не происходило. Оглядываюсь по сторонам и, заметив мелькнувшую в конце коридора приземистую фигуру старшей медсестры, торопливо иду к ней.

— Надя, — окликаю её негромко, и та разворачивается ко мне с облегчением на лице.

— Аня, хорошо, что ты так быстро приехала!

— Что случилось? Почему ты вообще здесь, у тебя рабочий день должен был давно закончиться?

— Не могла я уйти, караулю этого… — она взмахом руки указывает на дверь зав отделением.

— Кого караулишь? И зачем? — ничего не понимаю.

— Ань, — Надя вздыхает, — у тебя ключ от кабинета заведующего с собой?

— Да, конечно, — киваю.

Действительно, так получилось, что ещё когда завом был Иван Павлович, мне сделали дубликат, а замки с приходом Добрынина никто поменять не удосужился.

— Тогда, ты уж прости, я тебя отправляю в клетку с тигром!

— Да объясни ты толком, Надя, в чём дело? — мне уже надоели эти танцы с бубнами.

— Понимаешь, я сама не знаю, что произошло. Сегодня всё было спокойно, никаких экстренных случаев. Но Добрынин весь день на всех срывался.

— И ты меня хочешь этим удивить? — смотрю на неё скептически.

— Ань, он заперся у себя в кабинете, и у меня подозрение, что пьёт там, — шёпотом произносит медсестра.

— Здрасьте, приехали, — говорю растерянно. — А я что, передвижной вытрезвитель? Да и вообще, ну, выпьет, с кем не бывает. Проспится — протрезвеет!

Надя смотрит на меня с удивлением.

— Ты что, не знаешь? Он же непьющий, совсем! Вся больница в курсе, как же, такой уникум: чтоб хирург — и ни капли в рот не брал.

— Ещё один трезвенник на мою голову, — бурчу недовольно и вздыхаю. — Ну ладно, а меня-то ты зачем позвала?

— Анют, — Надя смотрит на меня с жалостью, — во-первых, надо хотя бы проверить, как он там — у него завтра с утра плановая операция, что-то надо тогда решать с пациентом. А во-вторых, если он и правда пьян, то никому, кроме нас с тобой, об этом знать не нужно.

— Репутацию ему спасаешь, гаду? — злюсь, но понимаю, что она права. На пустом месте эта ситуация возникнуть не могла, так что начальство надо прикрыть — нам же в итоге нагорит, если вдруг что. — Чего сама не проверила, что с ним?

— Я скреблась к нему, он меня на три буквы отправил, — Надя разводит руками, а я раздражённо притопываю ногой. — Ключа нет. Да и всё равно он никого, кроме тебя, к себе не подпустит.

— Да с чего ты взяла?! — мне хочется рычать от бессилия.

— Ох, милая, — Надя вдруг гладит меня по плечу, — просто поверь, ладно?

Раздражённо выдыхаю и, развернувшись на пятках, смотрю в конец коридора.

— Ладно, — наконец, решаюсь, — пошла я. Очень надеюсь, что ты ошибаешься, и он просто устал и заснул. Даже соглашусь на очередную порцию воплей, что ему ни минуты покоя не дают.

Подхожу к двери, достаю свой ключ, аккуратно открываю и заглядываю внутрь. В первое мгновение недоумённо нахмуриваюсь — мне кажется, что кабинет пуст. Прохожу внутрь и вздрагиваю от неожиданного стука стакана о поверхность.

— В-вот, значит, кт-то в отделении самый см-мелый, — звучит сбоку, и, повернувшись, я вижу главного хирурга, сидящего на полу, в углу за шкафом.

— Никита Сергеевич, — осторожно подхожу ближе, — что случилось?

Мужчина смотрит на меня, и по блуждающему взгляду я понимаю, что он ничего не соображает — пьян в дымину. Рядом на две трети пустая бутылка коньяка, стакан. Если у него нет привычки пить, то этой дозы на пустой желудок вполне хватит, чтобы унесло конкретно.

— По-моему, вам пора остановиться, — наклоняюсь, забираю стакан и бутылку, отношу их в шкаф — где у Ивана Павловича были запасы «подарочного» спиртного, я знаю. Добрынин никак не возражает, только следит за мной глазами — я возвращаюсь обратно, протягиваю ему руки.

— Не сидите на полу, давайте я помогу вам встать.

Он откидывает голову на стену, смотрит на меня, прищурив глаза.

— Знаете, почему они все вас так любят? — произносит вдруг заплетающимся языком.

— Кто — все? — спрашиваю мягко.

— Все, — он машет рукой. — Вас даже пациенты зовут Ан-нуш-ка, — старательно выговаривает имя, и мне на секунду становится смешно.

— Никита Сергеевич… — начинаю говорить, но он меня не слушает.

— Потому что вы искренни в своём желании помочь, — говорит с закрытыми глазами, — даже если помогать нужно напившемуся в хлам начальнику, который последние полгода треплет вам нервы. Вы со всеми разговарив-ваете ласково… но не со мной… А я с-сам виноват…

Решаю не обращать внимания на то, что он несёт, и, подойдя ближе, тянусь к нему, собираясь помочь.

— Никита Сергеевич, давайте вы всё-таки переместитесь на диван.

Но мужчина вдруг хватает меня за плечи и дёргает — я не успеваю и слова сказать, как