ведь у платья пояс есть! Затягиваю талию и довольно киваю — ну а что, неплохо! Можно и в субботу надеть, когда с Богатырёвым встретимся.

Приезжаю в больницу, поднимаюсь в отделение, накинув сверху халат, и сразу иду к Герману Эдуардовичу.

— Доброе утро! — захожу в палату.

— Доброе утро, Аннушка, — мужчина улыбается мне, — вы потрясающе выглядите!

— Спасибо, — у меня, кажется, вспыхивают щёки, — я же обещала, что найду что-нибудь симпатичное.

— Вы ставите меня в неловкое положение, моя дорогая, — прижимает руку к сердцу Герман Эдуардович. — Дадите мне время тоже привести себя в порядок, чтобы соответствовать своей прекрасной спутнице?

— Ну конечно! Я пока выписку оформлю, минут через двадцать подойду, — киваю ему и, выйдя из палаты, иду к сестринскому посту.

— Ой, Аннушка Николаевна, отлично выглядите сегодня! — улыбается Марина, одна из дежурных медсестёр.

— Спасибо. Дай мне, пожалуйста, историю Соболевского.

— А она у Никиты Сергеевича, — Марина параллельно заполняет справки, — они вчера вечером разговаривали.

— Кто? — ничего не понимаю.

— Ну, Никита Сергеевич и этот Соболевский, зав к нему зашёл и долго у него был.

— Вот как, — задумчиво тру пальцами лоб. Я так надеялась не попасться Добрынину на глаза, а теперь к нему за историей придётся идти.

— Он вроде сейчас у Марго, — понижая голос, заговорщически шепчет Марина, — вы зайдите к нему в кабинет и возьмите, я недавно забегала, папка у него прямо сверху на столе лежала!

— У… Марго?

— У Маргариты Владимировны.

— А-а, зав гинекологией. Операция совместная предстоит? Тактику вырабатывают?

— Ага, тактику, — прыскает Марина, — в общем, вы идите.

Что она имела в виду, до меня доходит только спустя минуту. Уши начинают гореть, я возмущённо фыркаю и, толкнув дверь, залетаю в кабинет. Да, действительно, история лежит прямо на столе — беру её и торопливо выхожу.

Только делаю шаг по направлению к палате Германа Эдуардовича, как меня останавливает знакомый окрик:

— Стоять! Кто вам разрешил заходить в мой кабинет?

Проглатываю тоскливый вздох и разворачиваюсь к подошедшему мужчине.

— Анна… Николаевна?

А кого он ожидал увидеть? Хмурюсь, глядя на Добрынина, который осматривает меня снизу доверху, цепляется взглядом за распахнутый халат, расстёгнутую молнию, сглатывает, а потом просто по щелчку приходит в бешенство. Я запоздало соображаю, что декольте можно было и поменьше сделать.

— Эт-то ещё что такое?!

Глава 4

— Вы почему не в форме?! Что вы себе позволяете? — шипит зав.

— У меня выходной… — начинаю говорить, но меня тут же перебивают.

— И что? Если вы явились на работу, вы должны соблюдать санэпидрежим! А это значит — хирургический костюм, халат, волосы прикрыты, на лице маска! Какого х… я должен объяснять старшему ординатору очевидные вещи?!

Ага, а сверху противогаз и костюм полной химзащиты! Я с трудом удерживаюсь от того, чтобы закатить глаза. Надоело! Уже открываю рот, чтобы ответить какой-нибудь резкостью, но тут слышу голос, доносящийся из соседней палаты.

— Никита Сергеевич, зайдите, пожалуйста, — зовёт Герман Эдуардович.

Добрынин обжигает меня взглядом и проходит вперёд. Я иду следом, захожу внутрь.

— Аннушка, будьте добры, прикройте дверь.

Герман Эдуардович стоит посреди палаты уже одетый в старомодный, но элегантный костюм, в руке держит шляпу, другой слегка опирается на деревянную трость — и выглядит, как настоящий джентльмен из какого-нибудь романа.

— Что-то случилось? — Добрынин обращается к старику первым, и, честно сказать, я удивлена уважением, которое звучит в его голосе.

— Никита Сергеевич, я, к своему глубокому сожалению, услышал сейчас кое-что, что мне очень не понравилось. Если бы в своё время я позволил себе так кричать на девушку, к которой… — Герман Эдурадович внезапно останавливается и внимательно смотрит на растерявшегося Добрынина. — Даже если она моя подчинённая. Особенно, если она моя подчинённая! Мало вас родители в детстве пороли, Никита Сергеевич, раз вы считаете допустимым столь недостойное поведение.

Я смотрю на эту сцену круглыми глазами, а потом вижу невероятное! Главный хирург отделения… краснеет! На скулах расцветают пятна — он выглядит, как мальчишка, пойманный на «месте преступления», смущённо бурчит что-то себе под нос и вылетает из палаты на всех парах.

— Герман Эдуардович, это что сейчас такое было? — с изумлением смотрю на дверь, а потом поворачиваюсь к мужчине.

— Аннушка, за вас давно нужно было вступиться. Никита Сергеевич, как бы это сказать, — старик вздыхает, — в некоторых вещах разбирается на уровне, несоответствующем его возрасту.

Я фыркаю от этой дипломатии.

— А невоспитанным подросткам, знаете ли, неплохо время от времени напоминать о правилах хорошего тона — даже если они уже хирурги-профессионалы под два метра ростом, — хмыкает мужчина. — Ну, будем надеяться, рано или поздно он повзрослеет и разберётся. Лучше бы, конечно, рано, хотя сложно на это рассчитывать, учитывая некоторые обстоятельства.

— Что-то я ничего не понимаю, — развожу руками.

— Да это я так говорю, Аннушка, вы уж извините старика, — он улыбается. — Ну что, мы можем идти?

— Да, пойдёмте! — подхожу и беру мужчину под руку. — Должна вам сказать, Герман Эдуардович, что выглядите вы просто шикарно! Была б я чуть поближе к вам по возрасту, мне бы угрожала серьёзная опасность потерять голову!

Мы оба смеёмся.

— В молодости вы, наверное, были сердцеедом? — хитро смотрю на него.

— Нет, дорогая моя, — качает головой Герман, — я рано влюбился. Её тоже звали Анна, вы помните, я говорил вам об этом?

— Конечно, — киваю, приноравливаясь к шагам моего спутника.

— Да, она тоже была Аннушка, — у меня даже глаза пощипывает, такой любовью наполнен его голос, а мужчина продолжает: — Мы прожили вместе пятьдесят три года, а потом её не стало. Сердце…

— Мне очень жаль, — говорю тихо.

— Мне тоже, — отвечает он. — Но, знаете, — продолжает уже более крепким и уверенным голосом, — я безумно благодарен за все те годы, которые мы провели вместе. Рано или поздно мы встретимся. Вы верите в то, что люди встречаются потом?

— Я не знаю, — произношу задумчиво, — но когда-то я прочитала фразу, которая мне запомнилась: куда смогла пойти она, сможете пойти и вы.

— Отличные слова, — мужчина кивает. — Но так как у нас с вами сегодня свидание, давайте не будем о грустном?

— Конечно, — улыбаюсь в ответ. — Я сейчас отвезу вас домой, вы отдохнёте, а вечером сходим поужинать?

— С удовольствием! В таком случае сначала приглашаю вас к себе на чай!

Мы спускаемся к моей машине. Оказывается, Герман Эдуардович живёт совсем недалеко от больницы, в старой «сталинке» с высоченными потолками.

— У вас же тут самый настоящий музей! — я с восхищением оглядываюсь в гостиной, куда меня проводил мой кавалер, на её стенах множество картин — копии очень известных мастеров. — Вы художник? — заметив