Она чему-то усмехнулась.

– Что? – неуверенно улыбнулся бородач.

– Все в порядке. Просто никак не привыкну, что мой муж, стаббер Гром, поминает не Великого Механика, а Бога, – сказала девушка.

Он не видел ее губ, но чудесные зеленые глаза смеялись. В такие моменты Гром вспоминал, почему сбежал от прежней жизни в Зоне Трех Заводов, ради кого оставил карьеру стаббера и навсегда потерял покой. Некогда рабыня под порядковым номером «шестьдесят», которую он ласково прозвал Бо, изменила всю его жизнь. Их любовь была трагична: сначала они бежали от своих же, которые не принимали их отношений, шли к мечте, а потом – потерялись. Судьба похитила Бо, изменила их обоих, безжалостно забросив в «духовку» Красного Поля Смерти, но снова свела, обновленных не только внешне, но и внутренне, чтобы они поняли, насколько сильна возникшая между ними любовь.

– Иногда ты такая язва, малыш, – совершенно беззлобно сказал беглый стаббер.

– Я тоже тебя люблю, милый, – сказала Бо.

К ней, свесив языки набок, подбежали крысособаки, принялись лизать покрытые шрамами руки.

– Везет тебе, – хмыкнул Гром.

– Почему? – не поняла девушка.

– Если я попрошу Щелкуна вот так об меня потереться, от меня только мокрое место останется, – хохотнул бородач.

Бо тоже тихонько рассмеялась.

Их тандем был уникален: он – нейромант, способный мысленно управлять био, она – вообще непонятная кудесница, которую слушались все мелкое зверье и мутировавшие растения-деревья. Дружинник Игорь, боевой товарищ Грома, не раз и не два звал беглого стаббера в Кремль, прекрасно понимая, какую пользу может принести крепости такой союзник. Но нейроманта не интересовали вечные сражения с одичалыми тварями Зоны. Он мечтал, чтобы никто не мешал им с любимой наслаждаться друг другом. Это была его единственная греза…

Которая, судя по всему, не сбудется никогда.

Москва двадцать третьего века была ужасным местом, где спать можно только с пистолетом в руках, а передвигаться – лишь мелкими перебежками. И хуже всего, что город вовсе не собирался меняться. Уж точно не завтра, не послезавтра. Не раньше, чем вымрут все муты и прочие «наследники» Последней Войны, практически уничтожившей столицу два века назад. А они, как назло, вымирать не собирались, и даже хуже того – стремительно плодились и размножались, мешая обычным людям спокойно жить.

«Может, действительно в Кремль податься? – Нейромант повернул голову туда, где находилась крепость. – Там, по крайней мере, в твой дом не заявятся нео. Не то, как здесь…»

Он покосился на Бо и тут же прогнал эту мысль прочь. Нет, там, в Кремле, им своими, увы, не стать. Будут болтаться, как два чудика, полезных, но чужих, пришлых, которых будут сторониться и вечно обсуждать за спиной. Ну и насчет Щелкуна у Грома определенные сомнения имелись: вдруг био выйдет из-под контроля? Это ведь как мясо жарить на пороховом складе – может, обойдется, а, может, и рванет, жди и верь, а лучше вообще не занимайся подобными опасными делами…

«Да и Игорь не факт, что жив», – мелькнула в лохматой голове мысль.

Когда они расставались в последний раз, светловолосый дружинник имел в своем теле на пять отверстий больше положенного – прихвостни мерзостного маркитанта Вадима расстарались. Самого торгаша Игорь, по счастью, успел прикончить, но что с дружинником стало в итоге, Гром до сих пор не знал, и это угнетало его несказанно.

– Ты о нем думаешь? – спросила Бо.

Гром вздрогнул, повернулся к жене и буркнул:

– Ну да…

– Мы могли бы наведаться в Кремль, повидать его…

– Не могли бы, – резко перебил ее нейромант.

Она умолкла и отвернулась.

– Прости, – куда спокойней и тише добавил Гром. – Но я… мы не должны больше подвергать свои жизни опасности. Мы и так нашлись с таким трудом… Не думаю, что нам стоит снова испытывать судьбу. Сейчас у нас хотя бы есть тихое место…

– Тихое? – нервно усмехнулась Бо.

– Ну, насколько это вообще возможно, – тут же оговорился нейромант. – Я просто не думаю, что в каком-то другом районе Москвы нам будет лучше, иначе бы уже давно отправился туда.

– Я понимаю, – сказала девушка.

Она спрыгнула вниз с подоконника и побрела к мужу. Крысособаки устремились за ней, хмуро косясь на Грома и тихо рыча: они терпели его из-за привязанности хозяйки, но втайне мечтали перегрызть ему глотку… как, впрочем, и остальным представителям рода людского.

И стоит признать, это чувство было совершенно взаимно.

Бо приблизилась к нейроманту вплотную и обняла его. Под ее руками он слегка обмяк; по крайней мере, уже не напоминал один напряженный комок нервов.

– Успокойся, – мягко произнесла девушка. – Я счастлива, потому что ты рядом. Мне больше ничего не надо.

– Я хочу полноценную семью, – помедлив, сказал беглый стаббер.

И тут же почувствовал, как она вздрогнула.

– Гром… – пробормотала девушка.

– Знаю, знаю. Но, раз уж мы заговорили, я вспомнил…

– Пожалуйста, не надо.

Он закусил губу. Делать вид, что ничего не случилось, было тяжело, но он прекрасно понимал, что Бо еще больней, чем ему самому. В конце концов, девушка винит в случившемся именно себя – ведь это она носила их ребенка, а, значит, с нее и спрос. Гром не раз говорил, что это полная чушь и что виноват во всем только он, но если Бо во что-то уперлась, ее уже не переубедишь. Именно поэтому они старались не затрагивать тему прошлого.

– Все обязательно придет в норму, слышишь? – прошептал нейромант.

– Все уже пришло в норму, – с нажимом сказала девушка, одарив его красноречивым взглядом исподлобья.

– Ладно, как скажешь, – вздохнув, сдался Гром.

Это было чертовски тяжело – он мог устроить хорошую взбучку нео, мог с помощью Щелкуна прищучить даже био, но всегда пасовал в споре с собственной женой. Есть в женщинах все-таки какая-то странная необъяснимая сила, природу которой мужчинам попросту не дано понять.

Бо благодарно улыбнулась ему, и обида Грома улетучилась, как ее и не было.

– Что будем делать? – спросила жена.

– Пойдем домой, – предложил он, мотнув головой.

– Пойдем, – легко согласилась Бо.

И они устремились к развалинам, в которых устроили себе скромное гнездышко.

* * *

Воевода сидел в кресле и читал бумаги за авторством Книжника, когда в дверь постучали.

– Входите! – зычно воскликнул хозяин покоев.

Дверь отворилась, и внутрь заглянул перекошенный стрелец. Лицо показалось воеводе знакомым, но имени он, конечно же, не помнил – столько повидал воинов на своем веку, что всех выучить не было никакой возможности.