Вглядевшись чуть пристальнее, Маркус заметил, что все стены увешаны детскими фотографиями. Со всех сторон на него смотрели сотни малышей.

У окна же стояла колыбель с младенцем. За эти пять дней он успел подрасти, но Маркус готов был поклясться, что это тот же самый ребенок. Он бы его где угодно узнал.

Так странно…

Прикрыв рот, Либерти издала какой-то невнятный звук.

Хейзел снова похлопала ее по руке:

– Вы теперь его ангелы-хранители. И ты, и твой парень. Если бы не вы, он наверняка умер.

– Мы не…

– Ему пора кушать. Хочешь сама его покормить?

– А можно? – Она обернулась к Маркусу: – У нас еще есть время?

Можно подумать, она обязана спрашивать у него разрешения.

– Пойду схожу за бутылочкой, – улыбнулась Хейзел и шутливо предупредила: – Никуда не уходите.

– Ты же этого хотела? – спросил Маркус, пока они оба разглядывали ребенка.

– Да. Главное, что с ним все в порядке, – повторила она, словно до сих пор этому не верила. Повернувшись, младенец вздохнул, и Либерти невольно вздрогнула и протянула руку, которую Маркус слегка сжал. – Ты только посмотри на него.

– Как думаешь, это место ему подходит? – Он снова бросил взгляд на старую потертую мебель. – Они сказали, что это один из их лучших домов…

– Здесь очень мило. – Либерти, все так же не отрываясь, смотрела на малыша. – И похоже, сейчас здесь только он. Ему очень повезло.

В ее голосе было нечто такое… Но прежде чем Маркус успел что-либо спросить, вернулась Хейзел.

Отпустив руку Либерти, он слегка отступил, приняв протянутую ему бутылочку, хотя не имел ни малейшего представления, как кормить ребенка.

– А имя у него уже есть?

– Нет еще. – Словно поняв, что говорят именно о нем, малыш завозился и потер ручками глаза. – Но имя ему нужно.

– Уильям, – не задумываясь, объявила Либерти. – Он Уильям. – Она говорила так убежденно, что Маркус снова на нее уставился.

– Отличное имя. Моего мужа зовут Билл.

Подхватив малыша на руки, Хейзел уложила его на пеленальный столик и сняла одеяло. И быстро сменила подгузник с такой сноровкой, что Маркус сразу понял, что она в состоянии проделать эту операцию даже на ощупь и не проснувшись. Сколько же детей прошло через ее руки?

– Своих детей у нас никогда не было, – продолжала Хейзел, доставая чистый подгузник и одновременно заботливо придерживая младенца. – Но я всегда любила малышей, так что… Поработав учительницей, я рано ушла на пенсию, еще в восемьдесят восьмом, и решила, что так или иначе стану бабушкой.

– Всегда младенцы? – спросила Либерти.

– Да. Их я больше всего люблю. Маленькие ангелочки, но стоит им начать ползать и ходить, и я уже с ними не справляюсь. – Она покачала головой. – А с младенцами у нас одна скорость.

Она закончила менять подгузник. На вид все просто, но… Детей же еще надо мыть и…

Маркусу вдруг стало страшно. Но это уже был совсем не тот страх, что он испытал, наткнувшись в мусоре на этого самого младенца. Подгузники, бутылочка, переодевание… Как же это все далеко от его привычного мира…

Ухватив крошечную ножку, Либерти положила ее обратно на одеяльце и завернула малыша.

– Сейчас будем кушать, – пропела Хейзел, поднимая Уильяма на руки. – Дорогая, садись в качалку, так удобнее.

Послушно устроившись в кресле, Либерти приняла малыша и вся разом словно изменилась. Пристально вглядевшись, Маркус вдруг понял, что перед ним больше не уверенная исполнительная помощница, а настоящая женщина.

Забрав у него бутылочку, Хейзел показала Либерти, как ее держать.

– Вот так. Бедняжка много ест, наверное, изголодался. – А потом вдруг повернулась к Маркусу, словно только сейчас его заметила. – Может, присядешь?

– Нет. – Он так и застыл на месте, не в силах отвести глаз с Либерти и Уильяма. Было в них нечто такое, что он заметил еще тогда, в парке… – Ты отлично с ним управляешься, – улыбнулся он, обращаясь к Либерти. Ребенка нашел он, но именно она укачала и охладила мальчика. И именно из-за нее он воспользовался своими связями, чтобы обеспечить малышу лучший дом.

И именно она дала ему имя.

А потом она подняла на него глаза и улыбнулась, и все, что раньше казалось ему правдой, вдруг стало… неправдой.

Маркус Уоррен. Миллиардер, любимец светской хроники и потенциальный участник реалити-шоу. Он думает лишь о деле и репутации и всегда держит марку.

Но теперь все это почему-то вдруг стало совсем не важно. Важна была лишь кормящая младенца Либерти, улыбавшаяся так, словно всегда жила лишь ради этой минуты.

Важно, что именно он сделал эту минуту возможной. Потому что он хотел видеть эту глупую улыбку на ее лице. Хотел, чтобы она улыбалась именно из-за него, хотел дать ей все, чего она хочет. Не для того, чтобы получить над ней власть, а просто для того, чтобы видеть ее счастливой.

Раньше вся его жизнь сводилась к бесконечному накоплению. Вещи, власть, влияние… Больше, больше, еще больше… И всегда мало.

А что, если…

Оторвавшись от бутылочки, Уильям захныкал.

– С ним все в порядке? – встревоженно спросила Либерти.

Женщины засуетились над тихонько рыгнувшим младенцем, а потом Хейзел взяла малыша и протянула его Маркусу.

– Хочешь подержать?

– Конечно, – ответил он, устраиваясь в кресле-качалке и пытаясь сложить руки так же, как и они.

Либерти наградила его красноречивым взглядом:

– Ты когда-нибудь держал детей на руках?

– Нет.

Вздохнув, она улыбнулась и поправила ему руки так, словно в физических прикосновениях не было ничего необычного.

А что, если…

– Держи. – Хейзел вручила ему сморщившего носик младенца.

Такой маленький… Неужели он когда-нибудь вырастет до нормального размера?

– Привет, Уильям, – шепнул он, наблюдая за тем, как малыш машет ручкой. Стоило ему протянуть палец, и мальчик крепко за него ухватился и посмотрел прямо на Маркуса. И все разом решилось. Разве можно уйти от этого малыша? Наверное, именно это Либерти и почувствовала, когда держала его на руках в парке.

Они не могут его потерять. Сперва Маркусу казалось, что он и так уже сполна выполнил свою роль, обеспечив ему лучшее из того, что могла предоставить система опеки, но теперь, когда он видел улыбку Либерти и сам держал малыша на руках… Разве они могут бросить Уильяма?

Он снова оглядел детскую. Хейзел действительно оказалась отличным опекуном, но все это старье…

Телефон в кармане зазвонил, и испугавшийся малыш сразу заплакал.