А ведь это из-за моего рождения она не поступила в институт…

Мама взвинчена. Я ощущаю это, даже не понимая, о чем они говорят. Кажется, что Эдуард меня защищает. Давно ее не видела, какая она сейчас? Как начать разговор? Как подступиться?

Допиваю остатки холодного чая. Я как в аквариуме, куда напустили табачного дыма: дурман в голове.

Открывается дверь, входит мама в красном платье с декольте. Выглядит разгоряченной: горящие щеки, яркие губы, блестящие глаза. Замечаю очень большие, похоже нарощенные ресницы и карие глаза. Аккуратные крупные локоны спадают на плечи. Она блондинка!

— Как это понимать? Что за сюрпризы? — спрашивает она.

Молчу. Я виновата.

Она переходит на кричащий шепот, наверное чтобы не раздражать своего жениха.

— Ты видишь, я живу не одна… Я ему ничего не говорила. А ты явилась! Да еще пока меня нет дома!

— Мама, прости! Но я волнуюсь за тебя. Послушай, это на самом деле…

Мама ударяет по столу кулаком! Я подпрыгиваю и выпрямляюсь…

— Да как ты не поймешь? Это только бред у тебя в голове! Высшее образование получила, а мозгов не прибавилось?

Черты ее становятся угловатыми, рот искажается и кривится от неприязни ко мне.

— Мама, ты все, что у меня осталось! Пожалуйста, послушай! Я не хочу тебя терять!

Нос опух, чешется, потекли слезы. Очень обидно. Больно, когда самый твой родной человек даже не пытается понять. Голос становится писклявым. Я не могу сидеть. Встаю и подхожу к окну. Сквозь тюль в сеточку и немытое стекло я вижу безразличные огни дома напротив.

— Не надо мне тут пререкаться и психовать! Думаешь, я сейчас расчувствуюсь и начну верить в гадалок?.. Психушка!

Скрипнула дверь.

— Девочки, ну хватит! Ничего страшного не случилось. Может, мартини за встречу?

— Дорогой, погоди… Нам надо поговорить с ней!

Голос ее взволнованный. Дверь хлопает. Я слышу скрип табуретки. Поворачиваюсь. Мама сидит опершись на стол возле двери, обхватив руками голову.

— Мама, ну прости! Послушай… — говорю я.

— Нет!

Она поднимает голову и слезы текут по ее щекам, оставляя следы на напудренных цеках. Губы дрожат, голос ломается. Страшно. Я виновата перед ней.

— Что тебе от меня надо? Жалко, что я поеду отдыхать? Уходи! Ты опять все портишь! Пошла вон!

Я мнусь у окна. Не знаю, что сказать. Хочу подойти к ней, все исправить. Ну я же все-таки дочь.

— Говорю, пошла вон! Чтоб я тебя не видела! — кричит она.

Слышу, как хлопает дверь в комнату. Эдуард тоже злится. Хватаю рюкзак, обхожу ее, стараясь держаться как можно дальше, выхожу в коридор. Темно, только немного света попадает с кухни. Не знаю, где выключатель. Кое-как нахожу куртку, наспех надеваю ботинки и вываливаюсь на лестничную клетку. Слёзы режут глаза, руки трясутся, прерывисто хватаю воздух. Ноги заплетаются, держась за перила, я спускаюсь и оказываюсь на улице.

Морозная ночь меня отрезвляет. Мокрое от слез и пота лицо обветривается на ветру. Становлюсь возле лавки и пытаюсь успокоиться. Вдох и медленный выдох… Пройдет. Натягиваю куртку. Уже ночь, холодно, пусто. Прохожих почти нет, только возле соседнего дома поют пьяные песни.

Решаю пройтись. Специально нахожу в навигаторе широкую улицу. Нужны билборды! Убедиться. Может, я неправа. Как же хочется ошибаться!

Хожу по мокрому холодному городу и смотрю на рекламы. Впервые совсем не замечаю дорогу. Смотрю только вверх! Каждая из них изменяется, пытается пугать, душит меня. Пусть образы нечеткие, пульсируют и искажаются, но я вижу именно мамины черты: яркие кривые губы, огромные ресницы, выпученные в панике глаза, пышные светлые волосы, которые поднимаются и плавают над головой. Движение на билбордах иногда замирает и ее особенные черты вспышкой отпечатываются в голове.

Я уверена, мама утонет! Но что делать? Она меня не пустит… Сейчас уже точно не пустит. Сдаст в милицию, наверное. Или в психушку. Неправильно, надо было по-другому объяснять… Может позвонить? Что сказать? Ну почему она меня не слушает? Я же ее дочь. А Эдуарда этого слушает, очередного… На сколько его хватит? А мне значит: “Чтоб я тебя не видела!”? Не видела меня! А когда ты меня видела? Что ты обо мне знаешь? Выкинула и забыла… Что сделать? Украсть паспорт? Надо что-то сделать…

Нахожу в кармане амулет, уже изрядно потертый за последние месяцы. Достаю, держу в ладонях, это дает мне силы. Кажется, он вглядывается в меня своим единственным глазом. Видит меня насквозь. Бабуля, ты же обещала, что я не буду грустить?

Просто надо смелее и настойчивее. Я не сумасшедшая! Направляюсь пешком по навигатору назад в квартиру мамы. Автобусы уже не ходят, метро закрыто. Холодный город спокойно и умиротворенно спит. От снега светло вокруг, хруст под ногами. Идти еще долго…

Стою возле маминого дома в спальном районе Минска. На часах 3:16. Какая же она будет злая, увидев меня. Но я закончу это сейчас! Вырву с корнем.

Поднимаюсь. Стою возле двери. Кладу ладони на пластиковую дверь с рисунком дерева. Она холодная, только касаясь понимаешь ее фальшивость.

Нажимаю звонок. Слышу веселую мелодию за дверью. Жду.

Звоню еще несколько раз. Эдуард в халате открывает дверь. Я его разбудила.

— Да бляха!

Ощущаю резкий запах перегара. Он отворачивается и, еле волоча ноги, идет в комнату.

— Настя, иди. Разберитесь вы уже… Задолбали! Только не орите! — говорит Эдуард.

Слышу скрипы и копошения в темной комнате. Недовольное ворчание. Захожу в квартиру и прикрываю дверь за собой. Пока жду от волнения выкручиваю перчатки, стараюсь подготовиться ко всему.

Выходит сонная мама, одетая в мягкий махровый халат цвета фуксии. У меня перехватывает дыхание, сжимаю перчатки сильнее. Она тихо притворяет за собой дверь. Подходит ко мне, берет меня за шкирку и со словами “А ну-ка пошли поговорим” толкает на кухню.

Теперь в пепельнице больше окурков, и вместо чая на столе пустая бутылка от виски. Тарелок в раковине тоже прибавилось.

— Время видела? Что за приколы? — шипит она на меня.

— Ты моя мама, ты должна меня слушать и верить мне! Даже если ты не понимаешь что-то, мы же родные…

Она зевает и опирается на стену. Берет из пачки сигарету, закуривает.

— Что ты опять ноешь? Ну родные и что? Я разве тебе не помогаю?

— Да послушай! Ты утонешь! Это наверняка! Я вижу это везде. Невыносимо больно! Это точно правда! Поверь мне хоть раз! Ну пожалуйста…

— Да тише ты! Эдуарда разбудишь! Стыдно, услышит этот бред…

Она выдыхает дым и закатывает глаза. Молчит. Показывает, что держится из последних сил. В этой паузе слышу какую-то возню в