– На могиле у жены.

– Нам надо поговорить, Марк.

– Заходите.

Все вошли в дом. В прихожей я остановился. Вот здесь, меньше чем в десяти футах отсюда, было найдено тело Моники. Не сходя с места, я окинул взглядом стену в поисках какого-нибудь знака насилия. И он обнаружился. Прямо над литографией с картины Беренса, неподалеку от лестницы, виднелось замазанное отверстие от пули – единственной, пролетевшей мимо меня и Моники.

Я долго не отводил от пятна взгляда. Кто-то откашлялся. Оказалось – я сам. Мать постучала меня по спине и проследовала на кухню. Я жестом предложил Ригану и его спутнику пройти в гостиную.

Они придвинули стулья. Я сел на диван. По-настоящему мы с Моникой не успели обставиться. На этих стульях я сиживал в студенческом общежитии, и выглядели они на все прошедшие с тех пор годы. Диван – из апартаментов Моники, мебель из породы «не прикасаться», такая в Версале стоит, тяжеловесная и чинная; даже во времена своей юности особо крепкой обивкой диван не отличался.

– Это специальный агент Ллойд Тикнер. – Риган указал на чернокожего. – ФБР.

Тикнер кивнул. Я ответил так же.

– Рад, что вы чувствуете себя лучше, – попытался улыбнуться Риган.

– С чего это вы взяли?

Он удивленно посмотрел на меня.

– Нисколько я себя лучше не чувствую и не почувствую, пока не вернется дочь.

– А, ну да, конечно. Вы об этом. У нас, если не возражаете, к вам несколько вопросов.

Я дал понять, что не возражаю.

Риган откашлялся, выигрывая время.

– Вам следует понять, почему мы задаем эти вопросы. Они мне не нравятся. Не сомневаюсь, что не понравятся и вам, но ничего не поделаешь. Улавливаете?

Вообще-то не вполне, но сейчас не время для подробных объяснений.

– Валяйте.

– Расскажите нам про свою семейную жизнь.

В мозжечке у меня что-то щелкнуло: внимание!

– А какое это имеет отношение к делу?

Риган пожал плечами. Тикнер не пошевелился.

– Мы просто пробуем связать концы с концами.

– Но ни один из них не имеет отношения к моей женитьбе.

– Не сомневаюсь, что так оно и есть, Марк. Но видите ли, пока что, куда мы ни ткнемся, повсюду холодно. А время уходит, и это плохо. Мы просто должны испробовать все пути.

– Единственный путь, который меня интересует, – тот, что ведет к Таре.

– Это понятно. Для нас это тоже главное. Выяснить, что случилось с вашей дочерью. И с вами. Не следует забывать, что кто-то хотел вас убить, ведь так?

– По-видимому.

– Но видите ли, другие вопросы мы тоже не можем просто отбросить.

– Какие вопросы?

– Например, ваш брак.

– А почему вас интересует мой брак?

– Ведь когда вы женились, Моника была беременна, так?

– Какое это имеет… – Я оборвал себя на полуслове. Вообще-то очень хотелось выстрелить из обоих стволов, но тут в сознании у меня громко прозвучал голос Ленни. Не разговаривать с полицейскими в его отсутствие. Надо позвонить ему. Я хорошо понимал это. Но что-то в их тоне и поведении меня останавливало… Если я замолчу и скажу, что мне нужно связаться с адвокатом, это будет выглядеть так, словно я чувствую себя виновным. А мне скрывать нечего. Так зачем же возбуждать подозрения? Разумеется, мне известно было и то, что именно так полицейские и работают, по таким правилам и играют, но ведь кто из нас доктор? Я. Более того – хирург. Мы часто заблуждаемся, полагая себя умнее всех остальных.

Я решил говорить начистоту:

– Да, она была беременна. Ну и что?

– А вы делаете пластические операции, верно?

– Верно. – Смена предмета разговора несколько смутила меня.

– Вместе с коллегой-хирургом вы избавляете людей из разных стран от врожденных уродств, серьезных травм лица, ожогов и так далее.

– Близко к тому.

– Стало быть, много путешествуете?

– Довольно много.

– Можно сказать, что за последние два года перед женитьбой вы провели за границей больше времени, чем дома?

– Возможно. – Я поудобнее устроился на жесткой диванной подушке. – Хотелось бы, однако, понять, какое все это имеет отношение к делу?

– Мы просто пытаемся составить максимально полную картину, – обезоруживающе улыбнулся Риган.

– Картину чего?

– Вашего коллегу зовут… – он полистал блокнот, – мисс Зия Леру.

– Доктор Леру, – поправил я.

– Ну да, конечно, доктор Леру, благодарю вас. А где она сейчас?

– В Камбодже.

– Оперирует детей-калек?

– Да.

Риган склонил голову набок, как бы в смущении.

– Вроде вы сами собирались ехать.

– Было дело, только давно.

– Насколько давно?

– Простите?

– Когда вы отказались от этой поездки?

– Не помню. Может, девять месяцев назад, может, восемь.

– И вместо вас поехала доктор Леру?

– Именно. Из этого следует, что…

Риган не попался на крючок:

– Вы ведь любите свою работу, Марк?

– Да.

– И путешествовать любите? Занимаясь своим похвальным делом.

– Факт.

Риган почесал в затылке, явно прикидываясь сбитым с толка:

– В таком случае почему вы уступили свое место доктору Леру?

Теперь мне стало ясно, куда он клонит.

– Потому что у меня появились другие обязательства.

– Вы говорите о жене и дочери, правильно?

Я выпрямился и посмотрел ему прямо в глаза:

– Суть? В чем суть вопросов?

Риган откинулся на спинку стула. Тикнер последовал его примеру.

– Мы просто пытаемся составить полную картину, вот и все.

– Это я уже слышал.

– Секунду, секунду. – Риган принялся листать блокнот. – Джинсы и красная блузка.

– Что?

– Я о вашей жене. – Он ткнул пальцем в какую-то запись. – Вы сказали, в то утро на ней были джинсы и красная блузка.

Моника замелькала передо мной в разных видах. Я попытался сосредоточиться.

– Ну и что?

– Когда мы нашли ее мертвой, – сказал Риган, – на ней ничего не было.

У меня задрожало сердце. Дрожь передалась в руки, закололо пальцы.

– Разве я раньше не говорил вам?