уже ближе к вечеру. Марина засыпала так крепко, что не слышала будильника, который ставила на час, когда должен приехать Макс… Как же обидно: опять не увидела его! Она же отправила ему сообщение с просьбой разбудить!

Прижимая к себе зайца, Марина взяла телефон. Никто за ночь ей не написал, от Макса тоже не оказалось вестей. Он не был любителем слать сообщения и голосовые, Марина это знала, но все равно ощутила горечь. Она слишком по нему соскучилась, и даже то, что Макс сидел с ней, пока она спала, не компенсировало желания услышать его. Марина вздохнула и, собравшись с мыслями, отправила короткое голосовое: поблагодарила за подарок, пожелала доброго утра и легкого дня и снова попросила разбудить ее, если он приедет вечером.

Словно почувствовав удрученное настроение дочери, мама сегодня приехала пораньше, помогла привести себя в порядок и собрала Марину на часовую прогулку. Гулять совсем не хотелось, и не потому, что было ветрено и холодно, а потому, что каждый выезд в больничный двор слишком остро напоминал Марине о ее беспомощности.

Врачи бодро говорили о том, что у нее есть шансы снова встать на ноги, в качестве подтверждения приводили результаты МРТ: все с ее позвоночником в порядке, основной удар пришелся не на спину, а другие травмы не должны были так сильно повлиять на ее способность ходить. Но Марина до сих пор не могла удержаться стоя. Врачи созывали консилиум, утешали близких предположениями, что виной всему пережитая психологическая травма – испуг, шок. Говорили о том, что Марине нужны время, покой и реабилитация в хорошем центре. Маму эти слова приободряли, Марина же, наоборот, все больше погружалась в сомнения, потому что дорогой реабилитационный центр ее семье был не по карману. Да и проще казалось бороться с видимой проблемой – ушибом, переломом, чем с такой скрытой, как «психологическая», травмой.

Возможно, сны с дорогой связаны с ее желанием наконец-то самостоятельно сделать шаг, а туман – это ее страхи, неясные перспективы? Марина очень хотела поговорить о своих снах с Максом, но тогда она бы выдала секрет другого человека, который просил ее молчать об их договоренности.

– Что-то ты притихла, – заметила мама, когда они сделали круг по больничному скверу. Оставалось еще четыре, четыре чертовых круга в этом ограниченном пространстве, которое Марина изучила до рисунков на коре высаженных в сквере лип.

– Думаю, ма. Просто думаю. Ни о чем серьезном.

– Врачи обещают скоро тебя выписать…

– Угу.

Марина не знала, как относиться к этой новости. Домой очень хотелось. Там были ее вещи, родные стены, запахи. Но в то же время Марина боялась возвращения, потому что теперь она другая и знакомая до деталей квартира станет чужой, не приспособленной под ее… невозможности. Сестра Наташа, наоборот, была настроена позитивно, считая, что «психологическая травма» скоро излечится. Марина относилась скептически не столько к словам сестры, сколько к энтузиазму, с которым Наташа бросилась искать психологов.

– Ма, я замерзла. Давай вернемся. Я лучше в зимнем саду посижу, почитаю.

– Ну как скажешь, – нехотя согласилась мама. Она явно считала, что дочери нужен свежий воздух.

Зимним садом громко назывался небольшой холл в конце больничного коридора, в котором стояли два аквариума с рыбками и черепашками, несколько фикусов и пальм в кадках, два автомата с горячими напитками, чипсами, сухариками и шоколадными батончиками.

Марина любила этот уголок – насколько вообще что-то можно было любить в больнице, – за то, что здесь было тихо и безлюдно: доступ в «сад» был только у пациентов из платного отделения. Сюда приходили, но не задерживались, как Марина, только покупали чай, кофе или шоколадку. Деньги за пребывание в одноместной палате внес Макс. Марина узнала об этом не так давно и не от него. Проговорилась Наташа, и со слов сестры выходило, что Макс сам обо всем договорился, перевел свои сбережения и ничего не сказал семье Марины. Это было в его духе – меньше слов, больше действий. Марина не знала, что сказали по этому поводу ее родители. Когда она сама поблагодарила парня, тот ответил что-то невнятное и сменил тему. Марина больше не задавала вопросов, хоть недоговоренность так и осталась между ними. И из-за этой недосказанности в своем духе накручивала себя.

Они ни разу не заговорили о чувствах, между ними не было ничего… романтического, если не считать того единственного объятия за несколько секунд до случившегося. Их отношения могли бы развиваться по нормальному, желаемому Мариной сценарию: встречи, прогулки, кафе-кино, поездка в Питер, их первый поцелуй… Но вышло все так прозаично: Марина в больнице, с «гнездом» из спутанных кудряшек на голове, в домашнем костюме, без макияжа, с ярким следом от зажившей на щеке ссадины. Да еще не может ходить. Нужна ли такая девушка Максу? Что, если он приезжает к ней только из долга, чувства вины? Марина сама понимала, что в сомнениях зашла слишком далеко, и больница – не самое романтичное место, нужно остановиться. Да и Макс в силу характера не отличался разговорчивостью, был задернут на «молнию». Он и так приезжает к ней после работы, привозит цветы, подарки. И это притом, что он сейчас как никогда занят, сильно устает, похудел, осунулся. Что ей еще надо?

Если бы он просто ответил… Позвонил бы, прислал голосовое… Внезапно смартфон в кармане толстовки громко пискнул, Марина торопливо извлекла гаджет, но, увидев имя отправителя, вздохнула. Не Макс.

«Сегодня приеду. Извини, вчера не смог».

«Хорошо. Постараюсь успеть с пробежки», – пошутила она в ответном сообщении и получила смеющийся смайлик.

Марина раскрыла книгу и постаралась сосредоточиться на чтении, но ее отвлек пожилой мужчина, который вышел в холл.

– Да! Слушаю, Валера! – резко проговорил незнакомец в прижатую к уху трубку, и Марина недовольно на него покосилась.

В отличие от других пациентов, мужчина был одет не в пижаму или спортивный костюм, а в бордовый халат, который невольно вызвал воспоминания о первой встрече с шаманом Арсением. Но было что-то еще в незнакомце особенное, что ставило его на ранг выше не только других пациентов, а самой болезни: деловые нотки, которыми он отдавал указания, твердый, как у военного, шаг и расправленные плечи. Марина успела повидать за время нахождения в больнице разные походки: от шаркающих, хромающих, неуверенных, семенящих до торопливых, как у спешивших на помощь медиков. Даже хирурги, цари и боги в этом месте, не печатали шаг так, как этот расхаживающий от одной стены к другой пожилой мужчина. И халат смотрелся на нем величественно, будто королевская мантия.

Незнакомец замолчал,