было – ни буфета, ни киосков. А может, и было, но я просто не обратил внимания. Главное, что я понял – весь зал вокзала легко просматривается из конца в конец, и, если здесь, как в Минводах, появятся менты, меня мгновенно заметят.

Тем не менее, я так хотел спать, что опустился в ближайшее кресло у выхода, и мгновенно провалился в сон. Открыл глаза уже когда в окна вокзала вовсю било солнце, и он был заполнен людьми.

Я вышел на перрон в надежде сесть на какой-нибудь поезд, чтобы двинуться дальше. Но поезда стояли здесь недолго, проводники не отходили от вагонов, требуя у пассажиров показать билет на входе, так что просочиться мимо них не было никакой возможности. Оставалось одно – выйти в город, найти что-нибудь поесть и попить, а уже затем вернуться сюда и предпринять новую попытку.

Армавир, к моему удивлению, оказался не городком, а самым настоящим городом, причем довольно симпатичным. Чем-то он мне даже напомнил Баку – не его центр, конечно, а тянувшиеся за ним рабочие районы, вроде поселка Монтино.

Здесь были такие же основательные каменные здания сталинской постройки, как и на Монтино; здесь была булочная, из которой доносился запах свежеиспеченного хлеба; какие-то кафетерии с выложенными на прилавок кусочками торта и пирожными «картошка», да и вообще все, что нужно для жизни.

В книжном магазине лежали разные издания трилогии Леонида Ильича, по которой я недавно писал сочинение, сборники неизвестных мне местных поэтов, еще какая-то макулатура. Но тех книг, которые я называл «хорошими», там не было – даже из массовой серии «Классики и современники» в синтетических обложках. И это был добрый знак: значит, в Армавире были те, кто любит книги и разбирается в них, и «хорошая книга» здесь, как и в моем родном городе, была в дефиците.

Деньги я решил зарабатывать тем же путем, что и в Минводах – собирать пустые бутылки. Но, как назло, ни одной такой бутылки мне на глаза не попадалось – город, похоже, убирали чисто. В гастрономе тянулась длинная очередь за маслом – точно такая же, как в Баку. В кондитерском отделе, как и в Баку, лежали несколько сортов тортов, были дешевые карамельки и шоколадные конфеты. В бакалее высились темные эстакады кирпичей хозяйственного мыла, а также моих любимых консервов «Завтрак туриста», «Килька в томатном соусе» и "Килька в масле с овощами". Была там, в других отделах, и какая-то колбаса, и даже творог и плавленый сыр «Янтарь», так что с голоду в Армавире умереть было, безусловно, нельзя. Но вот пустых бутылок и в гастрономе не было!

В совершенном отчаянии я двинулся вперед по улице, прошел пару сотен метров и тут увидел Её – лежавшую на выступе перед витриной магазина «Вино-водочный» пустую бутылку из-под водки!

Как заправский сборщик стеклотары я не стал торопиться, а самым неспешным шагом, чтобы не привлекать к себе внимания, подошел к бутылке, и только потом быстрым движением спрятал ее в карман.

У магазина толклись какие-то люди, «соображавшие на троих», и чтобы не оказаться в их компании, я отошел в сторону и продолжал наблюдать. Когда еще одна троица закончила выпивать и положила бутылку почти на то же место, где лежала первая, я повторил маневр. Через какое-то, показавшееся мне вечностью время, в найденной мной в Минводах эластичной сеточке лежало уже пять бутылок.

– Стеклотару принимаете? – спросил я продавщицу, войдя в магазин.

– 8 копеек бутылка! – бросила она.

Это был наглый обсчет и грабеж, но выхода у меня не было. Я вышел из магазина, зажав в руке 40 копеек, и тут Бог сотворил для меня самое настоящее чудо: я увидел лежащую на асфальте серебристую монетку. Целых 10 копеек! Получалось, что Он вернул мне как раз те деньги, на которые меня обсчитали!

А затем произошло еще одно чудо – я увидел лоточницу, продающую горячие пирожки! С мясом, картошкой и горохом!

Конечно, такой разврат, как пирожки с мясом я себе позволить не мог, и потому купил три пирожка с горохом, да еще и к своему удивлению получил с 10 копеек копейку сдачи – в Баку такое было просто невозможно представить! Сдача в 1-2 копейки у нас всегда считалась законным достоянием продавщицы или кассира!

Хорошо пообедав, я запил пирожки газированной водой с сиропом из автомата, затем купил еще два пирожка и, не разворачивая промасленную бумагу, сунул в карман. Через какое-то время, не удержавшись, купил в хлебном булочку с повидлом, выпил еще воды, и оставшихся денег хватило на пачку сигарет «Прима».

Теперь, сытый, я уже мог свободно гулять по городу, топтаться на остановках, вслушиваясь в разговоры дожидавшихся автобусов людей, ловя незнакомый до того говорок. Мне показалось, что многие здесь говорят, как бы проглатывая некоторые гласные. Например, один мужик, назвав меня «пареньком», произнес это слово как «парнёк», и это почему-то царапнуло мне ухо.

Армавирцы были одеты даже хуже, чем наши монтинцы, не говоря уже о жителях центра – на большинстве мужчин и женщин была мешковатая одежда темных и серых тонов, явно купленная в местных магазинах. Советская, словом, одежда. Исключение составили два парня в джинсах, а девушек в джинсах, кажется, не было вообще.

У нас в Баку было принято либо шить одежду на заказ, либо покупать импортную втридорога у спекулянтов, а уж где ее брали спекулянты – один Аллах ведает. Но одеваться было принято ПРИЛИЧНО.

Выходило, что, как ни крути, люди здесь живут беднее, чем в моем родном городе.

Но самое главное – в Армавире не было той атмосферы праздника, легкого отношения к жизни, которое было буквально разлито в бакинском воздухе. В отличие от Армавира, мой родной город был всегда полон народу, так что оставалось загадкой, кто и когда здесь работает или учится. А уж вечером любого дня на его центральных улицах было просто не протолкнуться, и каждый район пахнул в эти часы по-своему.

Завокзальная дышала запахом шашлыка из осетрины; из многочисленных забегаловок в центре города пахло кебабом, пивом и чаем; на бульваре аромат шашлыка из курицы, смешивался с запахом кофе-гляссе, ванильного мороженного и жаренных орешков с изюмом; на Торговой – продававшимися на развес конфетами «каракум» и тортами, покупавшимися к ужину с друзьями…

Мне не хватало моего Баку, и я впервые почувствовал острую тоску по родному городу, с которым могла, конечно, сравниться только Москва, хотя о Москве я знал исключительно по книгам и фильмам.

Вернулся я на вокзал, когда уже стемнело. Зал