– А мы в девятнадцатом сбежали, сразу, как заваруха началась. Я двадцатилетней была, как ты сейчас. Мужа – артиллерийского поручика – большевики на воротах распяли. Грудной ребенок в Стамбуле умер от дизентерии. А я вот живу. Покупаю одежду, крашу волосы, ем шоколад.

В Людином голосе послышалось отвращение.

Таня не знала, что сказать, поэтому молчала, глядя, как парижский закат поливает краской мрамор статуи святого Дионисия.

Люда докурила сигарету и без всякой связи спросила:

– Домой в Россию тянет или уже здесь прижилась?

Много раз за последнее время Таня задавала себе этот вопрос, но каждый раз не находила ответа. Она пожала плечами:

– Трудно сказать. Обратно в коммуналку с пьяными соседями я не хочу, да и газеты пишут ужасное, – она закусила губу, вспомнив, что на связке ключей есть ключ от ленинградской квартиры Никольских. – Друг там остался… – она хотела назвать Юрино имя, но оно было слишком личным, сокровенным. Юре она часто писала письма и прятала их в шкатулку. – Отец Игнатий… Он нас с мамой на побег благословил.

– Убьют, если еще не убили, – убежденно произнесли Люда, – священников советская власть всех уничтожит. В России сейчас только Церковь противостоит красному дьяволу. Понимаешь, не нарисованному, с рогами и копытами, – указательными пальцами Люда соорудила над головой рожки, – а настоящему, который утаскивает души в ад и страхом заставляет людей врать, приспосабливаться, писать доносы. Взять хотя бы меня. Прежде, до переворота, я всех любила, а нынче осталась одна ненависть. Думаешь, от Бога это? Нет! От красного дьявола. – Легким движением Люда встала, и Таня удивилась гибкости ее фигуры. – Пора. Скоро на работу, танцевать в кабаре.

Заметив неодобрительный взгляд старушки, Люда подбоченилась и сделала несколько па каскада, взметнув ногой песчаную пыль.

– Да, кстати, – она наклонилась над Таней, обдав ее ароматом пряных духов. – Один знакомый коммерсант ищет переводчицу для поездки в Ленинград. Не желаешь острых ощущений?

Словно подброшенная тугой пружиной, Таня вскочила на ноги. От возможности увидеть Юру у нее перехватило горло. Она испугалась, что Люда уйдет, и вцепилась ей в локоть мертвой хваткой:

– Хочу поехать! Хочу! Хочу! Помоги, если можешь!

* * *

Коммерсант месье Тюран жил на Севастопольском бульваре недалеко от площади Шатле. Белый пятиэтажный дом, украшенный витыми балкончиками, важно свидетельствовал о солидном достатке жильцов. Просторный лифт с зеркальной стеной мягко и бесшумно поднял Таню на пятый этаж, высадив у двери с красной лакировкой. Прежде чем позвонить, она достала карманное зеркальце и поправила прическу, чтобы понравится нанимателям.

Характеризуя Тюранов, Люда сообщила, что месье – жуткий зануда, а его жена – сущая мегера. Люда ехидно скривила рот:

– Не удивлюсь, если по ночам Тюраниха сушит пауков и разъезжает вдоль Сены в крысиной повозке.

Открывшая дверь горничная в кружевном фартуке провела Таню в прихожую:

– Подождите здесь, я сообщу о вас мадам.

– А месье?

Горничная выразительно глянула исподлобья, ясно давая понять, кто в доме хозяин.

С интересом осмотревшись, Таня обратила внимание на помпезный светильник с бронзовым основанием в виде женской фигурки. Двумя руками женщина вздымала над головой матовый шар, освещающий гнутую вешалку, стойку с зонтиками и высокий столик с серебряным подносом, на котором грудой лежали визитные карточки. Верхняя визитка была от мадемуазель Лотан – известной в Париже шансонетки. По всей видимости, карточку заботливо клали на видное место как предмет особой гордости.

Бесшумно возникшая горничная указала рукой на дверь:

– Пройдите, мадемуазель, мадам вас ждет.

Мадам Тюран приняла ее, полулежа на софе с высокой спинкой из стеганого атласа. Выглядела она лет на сорок. Она была довольно худощавой женщиной с тонкими губами и неожиданно тяжелым подбородком, переходящим в сухую шею.

Присесть мадам Тюран не предложила, и Таня осталась стоять посреди комнаты.

Темные глаза мадам Тюран изучающе осмотрели ее с ног до головы.

– Вы эмигрантка?

– Да, мадам, меня зовут Таня Горн. Мне сообщили, что вы ищете переводчицу с русского.

Мадам оживилась:

– Вы сказали, Таня Горн? Очень интересно, буквально вчера я купила колье от Тани Горн. Говорят, она тоже русская. Похоже, что вся Франция запружена Танями Горн из России.

– Вообще-то, моя фамилия Горностаева, – объяснила Таня, – но для французов это слишком сложно.

– Ты права, – одобрительно кивнула мадам Тюран, – русский – ужасный язык. Когда вы говорите, мне кажется, что крякают утки.

Мадам Тюран рывком сбросила ноги с софы и выпрямилась, надменно поведя головой с модной стрижкой. Закрывающий уши каскад волос на миг взметнулся, приоткрыв ухо с бриллиантовой серьгой. Одним пальцем мадам поправила прядку у виска.

Ее голос стал жестким:

– Мой муж, месье Мишель Тюран, представляет фирму по производству судовых двигателей, которая решила наладить связи с Советской Россией. Нам срочно требуется выехать на судостроительный завод в Ленинград.

По Таниной спине проскользнул холодок. Она подумала, что должна получить это место любой ценой.

– Мы действительно подыскиваем переводчицу, но я хотела бы видеть женщину, – мадам Тюран покрутила рукой в воздухе, – более опытную. Поэтому я найму вас лишь при одном условии: вы должны скромно одеваться, зачесать волосы назад и держаться как можно незаметнее. Скажу прямо: наилучшее для вас – выглядеть дурнушкой. Согласитесь, что это разумно.

Тане стало смешно. Похоже, месье Тюран ходит на коротком поводке и получает косточку лишь за отменное поведение. Дурнушкой так дурнушкой. Даже забавно.

Пытаясь сдержать смех, она опустила глаза в пол из наборной доски, натертый до состояния зеркала:

– Да, мадам. Я согласна на ваши условия.

– Вижу, вы умная девушка. Я знаю, что эмигранты очень бедны, поэтому если будете стараться, то получите хорошую рекомендацию. Кстати, там, в России, кем был ваш отец?

На миг лицо мадам Тюран вспыхнуло жадным любопытством. Знакомые эмигранты рассказывали, что нувориши любят греть самолюбие, нанимая на работу русских аристократов.

– Мой папа был поваром, – сказала Таня первое, что пришло в голову.

С долей разочарования в голосе, мадам спросила:

– Наверное, вы умеете хорошо готовить?

– Увы. Большее, на что я способна, это сделать омлет.

* * *

По мере приближения к границе СССР Тане стало невмоготу находиться в замкнутом пространстве купе. Тюраны расположились отдельно, а она ехала вдвоем со старухой-полькой, которая всю дорогу показывала ей фотографии дочери и многочисленных собачек комнатных пород. Старуха сошла в Кракове, подарив Тане на память открытку с левреткой в гофрированном воротничке. Судя по всему, собачек бабуля любила больше дочки и внуков.

Накинув кофту, Таня выскочила в проход и встала у полуоткрытого окна, вбирая в себя влажный воздух, пахнущий лесом и паровозным дымом. Шелковыми лоскутами по небу летели клочья облаков. Качала