— Если это тебя утешит, Ева, то ты такая не одна. Многие здешние жители здесь же и родились, родились в нищете и безвестности, и так же, как ты, не подозревали, что этот мир не настоящий. Хотя во многих отношениях и для них, и для нас самих этот мир — настоящий… в определенном смысле.

— Я же не ребенок! — возмутилась я. — Почему мой опекун мне ничегошеньки об этом не рассказывал? Почему?

— Понятия не имею, Ева. Надо полагать, у него имелись на то свои причины. Может, он хотел для чего-то защитить тебя от правды?

Повозка тряслась по мостовой, а я сидела в полуобморочном состоянии, силясь примириться с только что услышанным. Все это складывалось в нелепую, но логичную картинку. Все странности моей жизни, отсутствие воспоминаний… Ведь я была пуста, как экспонат, как восковая кукла, без собственной жизни, выставленная напоказ в музее. Почему же Джек никогда не говорил мне правды, чего он боялся?

Через какое-то время туман прояснился, как-то сам собой развеялся, и вверху над нами вдруг вспыхнули звезды, ясно и отчетливо. Яго стал показывать созвездия, пытаясь меня отвлечь.

— Вот это Орион, охотник.

— Я знаю, — откликнулась я. — Те три звездочки в ряд — это пояс Ориона, самые дальние звезды — это меч, а вот там видна Бетельгейзе, одна из самых ярких звезд ночного неба.

— Ты все звезды знаешь, молодец, — похвалил меня Яго. — Если б только небо было настоящим, да?

— Ты хочешь сказать, и небо тоже фальшивое?

— Его проецируют на огромный купол, — тихо подтвердил он.

Я внезапно поняла кое-что очень странное и тревожное.

— Получается, я никогда не видела настоящего неба… — протянула я. — Ни днем, ни ночью.

Звезды мелькали и опять исчезали в просветах между домов и зубчатых крыш. Похолодало; я выдыхала морозный туман.

Мы проехали мимо дворника, который сметал тонкий снежный покров с аккуратных мощеных улиц, но город казался заброшенным, опустелым, как пустой и темный театр — то есть превратился в то, чем и был. Я поежилась.

Мне хотелось задать Яго столько вопросов, но ничего не придумывалось, пока мозг пытался осознать услышанное.

Яго заговорил первым:

— Те собаки в парке… может быть, случилось преступление. В смысле, настоящее, большое… вроде как убийство, Фантом, безголовый выпотрошенный труп… Что-нибудь в таком роде их бы точно всполошило.

— Фантом? Убийство? — переспросила я. — Это такая иллюзия, театральная инсценировка, как и все вокруг?

— Конечно, нет! Ведь Фантом… подожди-ка, ты не слышала про Фантома?

Фантом сдвинул тряпье, занавешивающее низкий дверной проем, пригнулся и вошел в затхлую комнату. Посветил по углам полицейским фонарем. Тени заплясали по стенам в бешеном танце. Он стянул с лица черную шелковую маску, и за прозрачными стеклами очков ярко сверкнули глаза.

— Боже, — фыркнул он, — что за вонь! Я получил сообщение, срочное сообщение. Ну же, выкладывайте! Я рискую всем уже одним своим присутствием в этой комнате.

— Я ее видел, — проговорил один из оборванцев и сделал шаг вперед с изрядной долей уверенности. Он вышел прямо на свет от яркого луча фонаря, а тени за его спиной ворчали и ерзали, беспокойно переминаясь с ноги на ногу. — Я уверен, что это была она. На сто процентов уверен, что она, — добавил нищий. — Совсем как вы ее описывали. Не смог сразу сообщить вам и, в любом случае, хотелось наверняка убедиться. А знаете, она ведь подала мне монетку… Я на нее посмотрел, а она мне улыбнулась очень по-доброму. А потом я разглядел ее глаза — те самые! Увидел глаза и догадался, что это она, потому что глаза были точно как вы описывали, точно как…

— Продолжай, — сказал Фантом и неторопливо опустил свой фонарь на грязный стол в дальнем конце комнаты, специально направив луч света в лицо оборванцу.

— Ничего. Я пошел за ней. Она отправилась на большой рынок возле моего обычного места. Мне удалось ее схватить, схватить по-настоящему! — С этими словами оборванец стянул с себя куртку, повернулся и выставил голое плечо под свет фонаря. — Прямо здесь, за нежное плечико.

Он замолчал и уставился в пол.

— Продолжай, — сказал Фантом. — И что потом?

— А потом, боюсь, ее украли, — ответил нищий. — Фокусник из цирка, темнокожий, индиец какой-то. Ее увезли. При помощи какого-то странного трюка, который я до сих пор не могу объяснить. А потом я их потерял.

— Как? — Голос Фантома, тихий и сдержанный, кипел изнутри жестокой яростью, готовый взорваться в нужный момент.

— Я упал. — Бродяга умолк. Тени за его спиной рассмеялись, но тут же замолчали. Фантом обратил свой взор к ним и в эту секунду вдруг показался им сверхъестественным существом, под стать собственной репутации.

— Где они сейчас, какие именно артисты? В этом проклятом месте промышляют целые шайки артистов… — проговорил Фантом все так же тихо, но чувствовалось, что голос вот-вот сорвется на крик или визг. Напряжение теперь ощущалось как свист пара в закипающем чайнике.

— Не знаю, я этого не запомнил. Ничего не замечал, только ее саму и глаза. — Оборванец неожиданно собрался, подбоченился и с внезапной уверенностью добавил: — Но это еще не все!

— Не все? — деланно удивился Фантом. Он играл с оборванцем, точно кошка с мышкой.

Нищий заговорил с улыбкой, отчетливо различимой и в тоне голоса, и во взгляде. Теперь он сам стал кошкой.

— Я видел и того, кто, вы сказали, ее стережет.

— Почти слепой, с ожоговыми шрамами на руках?

— Да.

— Хорошо, дальше.

— Я вернулся туда, где впервые ее встретил. Там, где она мне подала монету, шестипенсовик.

— Шестипенсовик, какая щедрая девушка! Продолжай.

— Она на миг коснулась меня пальцами, и они были теплые, она недолго пробыла на холоде.

— Логично. Продолжай, — сказал Фантом.

— В общем, он ее искал. Был просто в отчаянии, я сразу понял. Всех подряд расспрашивал.

— И?..

— Потом он ушел, а я остался ждать. Ждал на морозе, а вдруг бы она вернулась? Через какое-то время он снова вышел, отправить письмо.

— Письмо?

— Письмо! — подтвердил оборванец и, еле сдерживая ликование, выхватил письмо старика из кармана.

— Видите, я не стал открывать. Сохранил для вас. И с тех пор жду вас здесь, — выпалил он.

Фантом на миг прикрыл глаза. Протянул руки, осторожно принял письмо и, по-прежнему не открывая глаз, поднес конверт к лицу. В комнате сделалось совсем тихо, лишь где-то тоненько посвистывал и кипятился чайник.

Фантом распахнул глаза и посмотрел на адрес. Конверт был надписан крупными буквами, корявым, как будто детским почерком.