Днем издали блокпост № 15 — закрытое маскировочной сетью, внушающее уважение монументальное здание. При близком рассмотрении — домик, закрытый бетонными блоками, грамотно защищенный в военном смысле.

«Наша «Брестская крепость», — говорят о своем стратегическом объекте челябинские омоновцы. Они прикрывают дорогу Грозный — Аргун. И все, что их окружает: «зеленка», старый арык, заброшенный дачный городок — с наступлением темноты представляет опасность.

Днем на блокпосту № 15 в разгаре психологическая война. Проверить сотни, если не тысячи машин — испытание для омоновских нервов. Выходя из автомобилей, водители-чеченцы обычно, в знак презрения, плюют на землю и только потом разговаривают.

На все крики, истерики омоновцам рекомендована вежливость. Особенно когда недовольны женщины. Тогда обращаются к их мужьям: «Есть среди вас мужчины, которые не прячутся за спины женщин? Только с вами будем решать». Но это когда возле блокпоста соберется толпа. Челябинские омоновцы на Кавказе не первый раз. Чеченскую психологию знают. Здесь в делах женщине последнее слово.

В тот вечер, когда журналистская дорога привела под Ханкалу, последними машинами, уходящими в сторону Аргуна перед наступающей на блокпост темнотой, были автобусы с женщинами в зеленых платьях и белых платках. Тесно рассаженные чеченские женщины, мерно постукивая в ладони, пели завораживающую по красоте боевую песню.

Здесь, в Чечне, развеян воспеваемый поэтами образ горянки-миротворицы, бросающей между сражающимися насмерть свой снятый с головы платок.

— Сегодня они почему-то не кричат в нашу сторону Аллах-Акбар, — говорит про женщин в зеленом старший прапорщик челябинского ОМОНа Эдуард Н. — Они едут с какого-то митинга или от военкомата, где проходят переговоры.

Мелодия, которую пели чеченки, может, была молитвой? Но вот автобусы трогаются, лавируя между лежащими на шоссе бетонными глыбами, увозя к родным очагам в Гудермес, Аргун и аулы отработавших на фронте идеологической войны активисток-дудаевок, которых так любит показывать Центральное телевидение, а блокпост № 15, как и все другие российские блокпосты в Чечне, начинает готовиться к смертельным боям и обстрелам.

— Здесь военная жизнь начинается ночью, — говорит старший прапорщик. — Когда политики отходят ко сну.

Метрах в тридцати от блокпоста, прикрывая его, врыта в землю БМП-2 внутренних войск. Иду знакомиться. Стоя возле БМП, говорим, как живется. Тихонько по левому борту машины проходит солдат, садится на корточки, вглядывается в меня. Смотрю в ответ. А это Сережа Пиголин. Механик-водитель, который в апреле за Тереком возил на своей броне челябинских собровцев, а здесь, под Ханкалой, прикрывает челябинский ОМОН.

— А я вас сразу узнал, — сказал он. Мы обнялись, как братья. Теперь было время поговорить. Оказалось, Сергей потомственный тракторист. С шестого класса за рычагами. Была мечта, как отец, пахать землю. Какой он умелый механик-водитель, я знаю еще по апрельской встрече.

Наш разговор шел в быстро наступающей тьме. И тут по нашему блокпосту ударил чеченский автомат «Борз».

Сразу команда старшего прапорщика:

— Взять автоматы! Снять с трассы людей! — Смотрю на время — девятый час вечера.

— Били с дачного домика, с башенки, — говорит наблюдатель. Сергей Пиголин уходит на свое боевое место, в машину. Мы прощаемся уже в темноте. Возле овчарки, которую давно привели из укрытия, чтобы она сторожила главный вход на блокпост, механик-водитель Пиголин проходит свободно. Для Блэка он свой человек.

Хотя БМП прикрыта секретами из снайперов, пулеметчика, мне тревожно за ее экипаж. Я видел, как кромсают технику из «Мух» и «Шмелей».

Старший прапорщик, проверив месторасположение своих людей, рассказывает, что здесь каждая ночь на нервах.

— Прямо перед нами вырубленный виноградник, — говорит он. — Раньше виноградник был заминирован. Потом днем подорвался мирный чеченец. И виноградник разминировали. Теперь пространство перед нами открыто для вражеских снайперов. Тактика заурядная: изматывать нас ночными обстрелами, вызывая на ответный огонь, чтобы чеченский снайпер, работая по вспышкам, поражал нас. Ещё они любят пострелять в сторону одного блокпоста, другого, рассчитывая, что «блоки» втянутся во взаимную перестрелку. Но здесь дураков нет! — улыбается старший прапорщик. — Мы контролируем обстановку с помощью портативной радиостанции «Джонсон».

В руках у командира взвода челябинского ОМОНа Эдуарда Н. постоянно включенная рация — это как бы открытое окно в огромный, все более вулканизирующийся ночной Грозный.

— Как обстановка? — слышен по рации жесткий, властный, командный голос.

— Это в эфире «Радиус», — с уважением говорит Эдуард. — Самый уважаемый командир. Неизвестно, когда он спит. Он обеспечивает безопасность Грозного. Афганец. Его решения всегда разумны. Приказы точны.

Где-то рядом с неприятным писком и хлопаньем носятся летучие мыши.

— Контроль-16, - запрашивает соседей старший прапорщик Эдуард Н. — Я контроль-15. Как обстановка? Прием.

— Всё в норме, — звучит ответ.

Еще только начало ночи, а этот блокпост № 16, где тоже челябинские омоновцы, уже два раза обстреляли из «Мухи» и автоматов АК и «Борз».

Из-за туч вываливается луна. Серебряная, для блокпоста № 15 она — золотая. Потому что в яркие ночи чеченские боевики умеряют наглость, опасаясь ответного прицельного огня. И тут я отчетливо слышу резкий сухой щелчок. По нам сработал подствольный гранатомет?

— Крыша?! — кричит старший прапорщик, обращаясь к тем, кто контролирует обстановку сверху. Ему докладывают, что разрыв гранаты произошел в двухстах метрах от здания, где в этот момент со своей переговорной группой ночует Аслан Масхадов. Этот дом недалеко от нас. Ясно, что сработали провокаторы, чтобы поссорить с Масхадовым, чтобы пошли разговоры, что с российского блокпоста обстреляли резиденцию Масхадова, сопредседателя СНК.

Снова сухой щелчок. На этот раз стреляют по нам, получая в ответ две гранаты.

Здание блокпоста № 15 окружено дополнительной «крепостной» стеной из бетонных блоков с бойницами, возле которых, как маятники, контролируя ситуацию, ходят прапорщик и его подчиненные. На главном входе еще люди и Блэк. На втором этаже, где круговой обзор, шесть человек: снайперы, пулеметчик, «Рэмбо» со своим АГЭЭСом. На первом этаже пулеметчики, автоматчик с ночным прицелом. В траншеях еще бойцы.

— В Чечне герои те, кто на земельке лежит, — говорит старший прапорщик. Нет на него писателя Александра Ивановича Куприна. Вот рассудительный, умный, только с другой судьбой герой нового российского «Поединка».

— Как там в БМП ребята? — спрашиваю я его.

— О них не беспокойтесь. Днем они дети, а на службе — мужчины.

Каждую ночь как командир взвода Эдуард не смыкает глаз.

— Когда обстрел блокпоста интенсивный, ночь проходит быстрее, — говорит он. — Тяжелее дается психологическая война. Здесь, в Чечне, я много нового узнал о себе. Оказывается, я и пьяница, и дегенерат, и детей мы, омоновцы, якобы убиваем. Мы — Отряд милиции особого назначения. Нам по тридцать лет. Мы — надежные люди. Поэтому маховик нашей дискредитации раскручен на полную мощность. В дудаевской Чечне много фанатиков вседозволенности, которую они вкусили, и не хотят расставаться. Чечня омафиозила всю Россию. Мафия свела свой народ с ума, но сама здесь не дерется.