Джейн ушла с террасы и теперь сидела в кабинете за компьютером, выбирая скринсейвер. Я, прихрамывая, направился к ней; расстояния этого дома уже успели меня утомить. Джейн, не отрывая глаз от монитора, протянула мне руку. Сидя в одиночестве в этой комнате, она выглядела как нельзя лучше: очаровательная инженю из пьесы Кауарда{23}, действие которой перенесено в наши дни. Я оперся на ее плечо, радуясь возможности побыть наедине с моей умненькой молодой женой.

— Что там было, Пол? Ты его стукнул?

— Вообще-то, это он меня ударил.

— Отталкивающий тип. Ты в порядке? — Она взяла у меня трость и пододвинула мне стул. — Насчет того, кто как бьет: доктор Уайльдер Пенроуз явно бьет ниже пояса.

— Ты хочешь сказать, что он не сообщил нам сразу всю правду о Дэвиде? Это явно в его стиле. С ним нужно держать ухо востро. — Я сел рядом с Джейн и принялся разглядывать замысловатую кривулину на мониторе, вращающуюся, будто навязчивый фрагмент пейслийского узора{24} в каком-нибудь ночном кошмаре. — Что ты о нем думаешь?

— Он интеллектуальный бандит. — Джейн стала массировать мою коленку. — Этот наезд на Гальдера из-за наших чемоданов. А как он отвратительно смотрел на этих африканских торговцев. Он расист.

— Нет. Он пытался нас спровоцировать. Гости из либеральной Англии — мы же наивны, как старые девы. Лучшего объекта и не придумаешь. А все-таки — теперь он твой коллега. Не забывай, тебе с ним нужно поладить.

— Полажу, не беспокойся. На самом деле психиатры не опасны. Вот хирургов — тех действительно нужно побаиваться.

— Похоже, ты знаешь это на собственном опыте.

— Знаю. Все психиатры тайно мечтают о самоубийстве.

— А хирурги?

— Те мечтают убивать своих пациентов. — Она развернулась на вращающемся кресле спиной к компьютеру. — Чудной у нас был денек, Пол.

— Это еще мягко сказано. Не знаю, заметила ли ты, но тут идет какая-то странная игра. Пенроуз нас испытывает. Он хочет понять, подходим ли мы для «Эдем-Олимпии».

— Я подхожу. — Джейн подняла голову, и на ее подбородке проявился оставшийся с детских времен шрамик. — Почему бы нет?

— Значит, ты хочешь остаться?

— Хочу. Здесь прекрасные возможности. Мы должны ими воспользоваться.

— Хорошо. Я буду тебе опорой.

Джейн дождалась, когда я ослаблю свои объятия, потом отстранилась, уперев руку мне в грудь:

— Пол, только вот еще что… Это важно. О Дэвиде Гринвуде мы больше говорить не будем.

— Джейн, он был мне симпатичен…

— Правда? Что-то я в этом не уверена. Ничего не поделаешь: мы никогда не узнаем, что с ним произошло. Он не вернется, так что хватит ломать о нем голову. Договорились? Ну, пошли наверх распаковываться.

Джейн шла впереди, волоча свой кожаный чемодан. Я, прихрамывая, тащился следом — в одной руке трость, в другой — две мягкие сумки. Мы добрались до спальни, и Джейн рухнула на диван цвета слоновой кости. Она потерлась щекой о шелковые подушки.

— Пол, не слишком ли это шикарно для наемного работника? Ты не спрашивал себя — почему так?

— Может быть, они пытаются всучить нам взятку? Да нет, вряд ли. Просто ты — консультант-педиатр, принадлежишь к новой профессиональной элите.

— Да брось ты. — Джей расстегнула пуговицы на блузочке. — Я всего лишь голоштанный докторишка с краткосрочным контрактом. Но все равно — главное, здешнее солнце залечит твои болячки. Еще до нашего отъезда ты снова будешь играть в теннис.

— Может, даже и тебя обыграю.

— Это входит в обязанности доктора: проигрывать своим любимым пациентам. В Бель-Эйре и Холланд-Парке это происходит каждый день.

В доме работал кондиционер. Я прошелся по всем помещениям, включая гардеробную и просторную ванную. Что бы ни говорила Джейн, мебель здесь была скорее в стиле «Нога Хилтон», чем «Версаль», и я догадался, что первоначальная обстановка была заменена. Но на обивке кресла у окна были видны следы шариковой ручки. Я сдвинул кресло в сторону, встал на колени и нащупал глубокие, натертые до блеска вмятины в ковре, оставленные колесиками. После долгого дня Дэвид Гринвуд, должно быть, просто падал от усталости в это кресло, а потом просматривал последние бюллетени от «Врачей без границ». А однажды майским утром он, положив на колени винтовку и карту «Эдем-Олимпии», сел здесь, чтобы проложить свой особенный маршрут.

Джейн встала рядом со мной, ее темные волосы падали на голые плечи. Она вышла из гардеробной и теперь, прижав к подбородку ночную рубашку, восхищенно разглядывала себя в зеркале в полный рост — что твой ребенок, нацепивший материнские вещички.

— Пол, что с тобой? — Она встревоженно поймала мою руку, словно пробуждая меня к действительности. — Ты спал стоя. В этом доме с людьми происходят всякие странности…

Она отпустила ночную рубашку — та упала на пол — и потащила меня к кровати. Я лег рядом с ней, вжался лицом в ложбинку между ее маленьких грудей, сладко пахшую нашей летней любовью. И снова задумался о том, насколько близко Джейн знала Дэвида Гринвуда. Я вдруг понял, что мы так и будем спать в этой широкой удобной кровати втроем, пока я не уговорю Дэвида уйти из моих мыслей, спуститься по белой лестнице этой сонной виллы и исчезнуть навсегда.

Солнечный свет пронизывал туманную дымку над озерами и лесами «Эдем-Олимпии», касался балконов жилых домов анклава, словно пытаясь поднять с постелей председателей советов директоров и управляющих, приглашая их поиграть вместе. Я стоял в проеме открытой двери столовой, и ноги мои купались в теплом воздухе. Рекламный биплан шел на взлет с аэродрома Канны-Манделье, и мне пришло в голову, что моя тень, вполне вероятно, — один из немногих человеческих силуэтов, по-прежнему видимых из поднебесья над бизнес-парком.

Было без четверти восемь, но мои соседи уже уехали на работу. Задолго до того как солнце достигло Бе-дез-Анж, администраторы высшего звена доели свои круассаны и мюсли, свою булонскую колбасу и лапшу и отправились проводить очередной долгий день в офисе.

Когда я уселся в кресле подле бассейна, солнце, казалось, изумленно замерло, увидев, что кто-то еще не сидит за кульманом или лабораторным столом. Где-нибудь на Круазетт в Каннах день, вероятно, еще и не начинался. Официанты в «Блу Баре», прежде чем начать накрывать столики, не спеша покуривают сигареты, а поливальные машины увлажняют дорожки, примыкающие к Рю-д'Антиб. Но вот в «Эдем-Олимпии» компьютеры уже вовсю работают, тарелки спутникового телевидения фильтруют информацию, хранящуюся на небесах. Мощный поток электронной информации хлынул по кабелям на все этажи, неся сведения об индексах Доу-Джонса и Никей, об остатках на фармацевтических складах в Дюссельдорфе и о тресковых хранилищах в Тронхейме.