Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так что часть несовпадений возникла не из-за тонкостей человеческой психики, а в банальной попытке прикрыть свои промедление, нерешительность или даже трусость. Я-то отделался только мозолью от ручки с пером и чернильными кляксами на пальцах, а вот полтора десятка партизан отдали под трибунал. И троим выпал смертный приговор.
Вспомнив о расстрелянных, сообразил, что давно мне снов о XXI веке не показывали. Это что же, я уже всех, кого можно, спас? Или пока случай не подвернулся? Или все, кончились веселые картинки?
До нашей базы, где квартировали остатки роты, от силы человек двадцать, дотопал за полтора часа и едва успел сожрать остывшую мамалыгу, как на мою голову свалились известия, что меня жаждут увидеть в американской миссии, но прямо сейчас надо бежать в советскую.
Да что они, сговорились, что ли?
К счастью, у советских вместо говорильни нас ожидало гораздо более полезное мероприятие, своего рода мастер-класс по диверсионной деятельности.
В комнату обычного дома в Висе набилось человек тридцать самого разнообразного вида, одетые по «форме номер восемь — что добыли, то и носим». Трофейная итальянская, хорватская или немецкая форма, английская из поставок, югославская из старых запасов, плюс отдельные гражданские шмотки. Все это порой в самых невообразимых сочетаниях. Моя драная десантная куртка с кое-как наложенными заплатами не очень-то и выделялась из этого калейдоскопа. Как не выделялись и ботинки — опанаки в нашем деле долго не живут, а сапоги носят те, кто ездит верхом. С кавалерией же по всей Югославии туго, лошадей каждая сторона выгребала по мобилизациям, как не в себя.
Вел занятие только-только прибывший в миссию офицер связи, до одури похожий на испанца — черные глаза, смоляные волосы, смуглая кожа, орлиный нос. Эдакий Кристобаль Хунта в молодости — вряд ли ему сильно больше тридцати. Вел, разумеется на русском, а переводить припахали, естественно, меня.
Но рассказывал интересно, приводил оригинальные схемы минирования, совсем не очевидные методы и хитрости, позволявшие экономить силы и взрывчатку. Что не избавляло его от критических реплик самого активного слушателя — невысокого дядьки лет сорока, с круглым лицом и оттопыренными ушами. Лектор мало-помалу заводился, но довел занятие до конца и только потом, когда все ломанулись курить на улицу, подозвал дядьку.
Но дядька успел прежде Кристобаля Хозеевича:
— Извините, товарищ, но наша практика кое в чем расходится.
Причем сказано это было, к немалому нашему удивлению, по-русски. Языковый барьер пал и два профессионала немедленно пустились в выявление способов наилучшего уничтожения противника. Пока они там мерялись, я все больше и больше раскрывал рот — «Хунта» оказался офицером легендарной ОСМБОН и, следовательно, подчиненным Судоплатова, а дядька — диверсантом с испанским опытом, учеником самого «товарища Родольфо» и будь я проклят, если это не псевдоним Старинова. Уж про этих двух чего только не писали, запомнил малость, и теперь главное не брякнуть эти фамилии в разговоре, хлопот потом не оберешься. Контрразведчики в миссии есть, «Хунта» о слишком осведомленном югославе доложит немедленно, и можно только догадываться, в какой замес я попаду. Так что молчание — золото.
— Извините, я не представился, — спохватился «Хунта» и протянул руку, — Константин Красовский.
— Иван, — сунул ладонь дядька и добавил совсем по-бондовски: — Иван Хариш.
— Илья Громовник! — ахнул я от окончательного офигения.
Краском Рахимов товарищу Сухову говорил «Ты один целого взвода стоишь, а то и роты», а Иван Хариш стоил если не корпуса, то уж дивизии точно. Это я никак роту не перерасту, а Громовник, как его прозвали партизаны, создавал целые диверсионные батальоны. И проводил такие акции, что мои Гойло и Белград курят в сторонке — по всей Хорватии летели под откос поезда и рушились мосты, взрывались склады боеприпасов и горели аэродромы.
Вот что значит хорошо обученный человек с опытом.
Пока я подбирал челюсть с пола, эти двое вопросительно уставились на меня и я, наконец, отморозился:
— Влад Мараш, специальная рота Верховного штаба.
— Замечательно! — неожиданно обрадовался Хариш и его уши дернулись вверх. — Он же Сабуров, да? Это ты взорвал Белград-Главный?
— Не, просто в группе был, обеспечивал, — поскромничал я.
— Неважно, — хлопнул меня по плечу Хариш и пояснил Константину: — Выдающаяся акция! Перевозки на пару месяцев встали!
Мне оставалось только ковырять пол носком ботинка, но следом за восхвалениями Иван обдал меня холодным душем:
— Я как раз к тебе приехал, людей забирать.
— Куда? Зачем? Не отдам!
Но Хариш только развел руками — приказ Верховного штаба.
Хренассе новости…
Оставив Ивана и Константина обмениваться опытом, я рванул к Арсо Йовановичу — тут все рядом, пять минут и я на месте.
Распорядок работы военного отдела, то есть настоящего штаба, после переезда на остров заметно изменился, стал размеренней и солидней, что ли… Наверное, это результат прекращения бомбежек или дефицита ходоков, постоянно отвлекавших штабных «на материке». Наконец-то у Арсо нормальный режим охраны — с караулом и выдачей пропусков. Жаль, конечно, что нельзя забежать, как раньше, просто потому, что знают в лицо, но это неизбежная цена превращения в регулярную армию.
Ну и вечная суматоха осталась в Боснии, тут появилась возможность работать спокойно, пусть и напряженно. В плотном графике начштаба я выпросил минутку и вцепился в Арсо с вопросом — какого хрена? И почему я узнаю последним?
Йованович начал издалека:
— У нас сейчас свыше полумиллиона человек, пятьдесят дивизий. Часть мы переформируем, сократим до сорока, сведем в корпуса и три армейские группы.
— И потому решили упразднить одну роту?
— Ты слушай, слушай. Всем частям нужно снабжение, англичане и американцы поставляют легкое оружие, форму, боеприпасы, медикаменты. А вот танки, пушки, самолеты, грузовики в нужном количестве даст только Россия.
— Советский Союз.
— Ну да. Инструкторов тоже, но сейчас Москва отговаривается собственной нехваткой, поскольку планируются крупные операции.
— Так при чем тут моя рота???
— Русские прямо не говорят, — не обращая внимание на мои вопли, продолжил Арсо, — но увязывают поставки с ударами по Румынии и Болгарии. А мы