Истлейв с Хаствитом побежали в обход шведов к своим. Маленький кузнец опять вооружился своим любимым топором. Овсень взобрался на любимца Улича, которого не способны были сдержать свеи, если бы предстояло прорываться к своей сотне. Для Большаки с Ансгаром тоже нашлись лоси раненых воев. Так, втроем, выехали они навстречу свейской колонне, заранее договорившись, куда будут прорываться в случае обострения положения. Правда, позади, отстав на два десятка шагов, за сотниками и конунгом следовали два десятка воев на лосях. Лоси при прорыве всегда предпочтительнее лошадей, потому что грудью, весом и рогами прорубают себе дорогу там, где лошади часто вязнут среди тесноты человеческих тел, спотыкаются о них и падают, роняя и всадника. Лось при беге передние ноги поднимает выше и потому не спотыкается, к тому же всегда норовит ударить передним копытом, чтобы убрать перед собой препятствие. На человека такой удар оказывает действие удара торцом бревна.

Место для встречи славяне выбрали сами и даже остановились в этом месте, чтобы дождаться свеев. Место было удачное в том плане, что его хорошо было видно стрельцам, которые не позволили бы захватить своих сотников и конунга и прикрыли бы их прорыв своими стрелами. Естественно, каждый из стрельцов уже держал между пальцами левой руки по четыре зажатые стрелы, готовый выпустить их одну за другой. Еще четыре стрелы уже были приготовлены для следующей серии выстрелов.

Там, на открытом месте, под светом яркой молодой луны, лоси были остановлены. Ждать оставалось недолго. Свеи, тяжело ступая, двигались в их сторону. И впереди шел ярл Сигтюргг Золотые Уши, используя вместо посоха свой меч вместе с ножнами. Завидев славянских сотников и конунга, ярл замедлил шаги, потом сделал знак рукой, приказывая ближайшим за ним рядам остановиться. Но сам без страха и сомнения подошел ближе.

– Мой юный друг, – сразу обратился он к Ансгару, предпочитая не считаться с присутствием здесь славянских сотников. – К нашему несчастью, шторм полностью уничтожил наши лодки со всеми нашими припасами. И мы вынуждены обратиться к тебе с просьбой отдать нам ладьи нанятых тобой славян. Естественно, мы компенсируем тебе все финансовые потери и, как только разделаемся с Домом Синего Ворона, разделаемся и с Торольфом Одноглазым, чтобы он больше не мешал тебе занять достойное место, которое прежде занимал твой славный отец и мой хороший друг. У меня во время шторма погибло около пятисот человек. Это большие потери, тем не менее в наших рядах осталось чуть больше тысячи воинов. И мы сумеем завершить то, что начали, и тебе помочь тоже сумеем. Можешь в этом не сомневаться…

Большака переводил слова ярла Овсеню, который молча и без комментариев снял топор с рогов Улича. Но, выслушав слова Сигтюргга и не дожидаясь, когда соберется с мыслями и ответит Ансгар, Большака сам решил сказать:

– А как же твое колдовство, ярл? Неужели оно не смогло тебе помочь против Гунналуга? Помнится, ты чуть не клялся, что остановишь шторм своими заклинаниями. На что же ты в дальнейшем надеешься? Гунналуг не оставит от тебя и твоего войска ничего, кроме твоих золотых ушей. Их он возьмет себе на память, потому что любит, как говорят, золото. И кто тогда будет помогать юному конунгу занять его законное место?

Ярл сделал вид, что он не слышит слов руянина, и даже откровенно насмешливый тон слов его не пронял. И Ансгару говорить все же пришлось:

– Я сожалею, ярл Сигтюргг, что не могу удовлетворить твою просьбу. Я привык сам решать свои дела и не полагаться на чужое решение. Эти ладьи принадлежат не мне, но воинам, которых я нанял, и я не имею права уступать их тебе. Более того, я не могу даже часть твоего войска взять к себе на борт, потому что к нам пришло подкрепление, и больше мы никого поместить не сможем. Мы отплываем сегодня ночью, не позже, чем через час, и мне остается пожелать тебе успешного пешего похода. До Дома Синего Ворона плыть несколько часов, но пешком идти полтора дня. Не теряй времени, ярл…

Голос Ансгара звучал холодно, но без тени сомнения. Юный конунг, сознавая опасность, все же владел собой прекрасно, как и подобает человеку его звания, и проявил должную твердость, показывающую его уверенность в прочности своего положения и права. Однако шведский ярл надеялся совсем на другое и вообще не ожидал, что Ансгар окажется таким несговорчивым при той силе, что стояла у знаменитого полководца и флотоводца за спиной.

– Ансгар, я думал, что ты с большим пониманием отнесешься к моей просьбе. – Сигтюргг Золотые Уши рисованно удивился такому решению конунга и изобразил фальшивый вздох сожаления. – Признаюсь, мы обсуждали возможные твои ответы и этот тоже предусмотрели. Но мне очень не хотелось бы прибегать к крайним мерам, к которым ты меня вынуждаешь прибегнуть. У меня значительно большие силы, чем у тебя. И я могу диктовать условия. Хотя, повторю, мне очень не хочется этого. Одумайся, конунг. Хотя бы в память о твоем отце удовлетвори мою просьбу.

– Бесполезно с ним разговаривать, – решил Овсень.

– Бесполезно, – подтвердил Большака. – Не будем терять время…

– Бесполезно, – по-славянски согласился и Ансгар и чуть выдвинул своего лося вперед. – Это хорошо, ярл Сигтюргг Золотые Уши, что ты напомнил мне об отце. Отец мой никогда не предавал тех, кто его поддерживает. Даже в самые трудные времена. Эти славяне не только спасли меня. Они помогают мне во всем. Кроме того, я дал слово другому войску, что доставлю их воинов туда, куда им необходимо прибыть. А слово свое, как и отец, я ценю дорого. Как ты думаешь, что сделал бы Кьотви на моем месте?

– Он согласился бы с моими доводами… – сказал ярл без тени сомнения.

– Неправда. Отец обнажил бы меч. Вот этот…

Ансгар выхватил свой меч и поднял над головой.

– Уж не хочешь ли ты, мальчик, сразиться со мной? – спросил ярл насмешливо, снял со своего меча дорогие золоченые ножны и отбросил их в сторону, словно ненужную деревяшку. – Ты вызываешь меня на поединок? Ну-ну, хотел бы я посмотреть, что может меч Рёнгвальда в неумелых мальчишеских руках…

– Это уже не меч Рёнгвальда. Это меч Кьотви, – сказал Ансгар. – Ему уже удалось опробовать мою руку в схватках с твоими соотечественниками. Меч остался мной доволен…

– Но мне же очень жалко тебя, Ансгар… – внезапно ярл заговорил совсем другим тоном, высказывая и укор, и почти отеческое прощение, и отступил на три шага. И говорил он при этом громко и насмешливо. – Я не хотел бы убивать сына своего друга, честное слово, это кажется мне слегка неблагородным. Эй, там… – Сигтюргг оглянулся через плечо. – Захватите мне конунга живым и невредимым. Бока, конечно, помять ему можете…

Сразу два десятка воинов передового отряда бросились вперед, они были рядом, всего-то в тридцати шагах, но добежать до Ансгара не успели. Стрельцы все прекрасно видели и кое-что слышали, и буквально через несколько мгновений ярл опять остался против Ансгара один на один, только теперь уже окруженный трупами своих передовых бойцов.

Сигтюргг обернулся. До ближайшего ряда его воинов, шагнувших за первой, погибшей линией, было двадцать шагов. Но вторая линия остановилась, понимая, что через несколько шагов они рискуют получить стрелу. А от конунга до Сигтюргга можно было добраться одним скачком лося. Ярл поднял меч.