заставил Люси влюбиться по уши. Я думаю, что ее увлечение началось еще в старших классах, но она так хорошо это скрывала, что я узнала об этом только недавно, когда застукала ее за записью в дневнике о том, что она мечтает завести с ним детей.

Когда я столкнулась с ней по этому поводу и сказал ей признаться ему, куриное дерьмо действительно собралось с духом и почти сделало это. Но потом, однажды во время обеда, Питер подначивал Прескотта насчет того, не гей ли он, но тот сказал, что просто не заинтересован в свиданиях. Излишне говорить, что моя лучшая подруга вернулась к своему маленькому пузырю и отказалась даже снова поднимать эту тему. Люси почти так же хорошо умеет прятаться, как и я. Почти. Единственная разница в том, что меня не поймают. И я чертовски уверен, что не веду дневник.

Разве мои письма к Акире можно считать таковыми?

Люси опускает голову при виде сцены между Рейной и Прескоттом и идет потягиваться.

— Она ему не нравится, — шепчу я, стоя рядом с ней.

— Я знаю это.

— Я имею в виду, представь, что наша собственная пчелиная матка действительно интересуется кем-то, кроме себя? Разве это не было бы чудом?

— Нао, — шипит она, чтобы я остановился. — У Рейны есть жених.

Она действительно поражена нашим капитаном.

Чье-то присутствие подкрадывается ко мне, и когда я поднимаю глаза, то встречаюсь со злобным взглядом Брианны.

— Если это не иммигрант, то ты не опаздываешь?

Я закатываю глаза.

— Я здесь родилась

— О, так твоя мама — иммигрантка. Трудно уследить за всеми вами, люди, приходящими сюда.

Я кривлю губы, но держу их закрытыми, потому что все, что я сейчас скажу, будет просто неправильно понято. Поэтому я стараюсь пройти мимо нее.

Бри протягивает руку.

— Я еще не закончила разговор.

— Ну, так и есть. Если тебе есть что еще сказать, ты можешь взять это и засунуть в свою расистскую, ксенофобскую задницу.

— Ксено что?

— О, мне очень жаль. Было ли это слово слишком трудным для тебя? Погугли это или попроси своего папочку дать больше денег декану, чтобы он объяснил тебе это после того, как я подам заявление о расовой дискриминации.

И с этими словами я поворачиваюсь, чтобы уйти.

— Я не дура! — Пронзительный голос Брианны эхом отдается у меня за спиной.

— Да, конечно. Я тебе верю, — издеваюсь я, не глядя на нее. — Удачи в убеждении всех остальных.

— Шлюха! После сегодняшнего вечера ты больше не будешь болтать языком. — Я останавливаюсь и оборачиваюсь.

В то же время Рейна и Прескотт, которые смотрели шоу вместе со всеми остальными, приближаются к Бри.

Второй капитан смотрит на своего собственного Люцифера — Рейну, и ее губы дрожат от явного разочарования.

— Она назвала меня глупой.

Рейна качает головой, и вот так просто тема исчезает, как будто ее никогда и не было.

Я смотрю на них, пытаясь расшифровать то, что только что произошло, но Рейна хлопает в ладоши, привлекая всеобщее внимание.

— Пришло время выйти туда и показать им, что такое Дьяволы. Никому не разрешается дышать до конца игры. Никаких ошибок, никакой сутулости и расслабленности.

Она кладет руку посередине, и все остальные следуют ее примеру, включая Люси и меня.

Рейна кричит:

— Чёрные

— Дьяволы! — кричим мы все в ответ, прежде чем разорвать круг.

Затем мы выходим на улицу и аплодируем перед более чем тридцатью тысячами зрителей, которые пришли посмотреть, как классические соперники сражаются друг с другом. Огни пятничного вечера ослепляют, и вся фан-зона черно-белая, когда воздушные шары тех же цветов взлетают в небо.

Громкая поп-музыка гремит в воздухе, когда мужчины из группы поддержки танцуют брейк-данс. Вскоре после этого мы выстраиваемся в центре поля. Фанаты сходят с ума от нашей вступительной программы, все точно и идеально, как хочет Рейна. А потом она заканчивает это на вершине пирамиды с широкой улыбкой на губах, когда позади нас взрывается фейерверк, как будто мы на каком-то концерте.

Я? Я бы предпочла спокойно слушать свою рок-музыку, большое вам спасибо. Но, эй, с другой стороны, Рейна отстанет от нас после этого выступления. Серебряные гребаные накладки.

После того, как мы закончили с нашей рутиной, мы прыгаем и кружимся ко входу, откуда выходят игроки. Наш талисман, панда с вилами, сражается с талисманом Рыцарей, чем-то вроде лошади. Сначала Рыцари выходят среди своих болельщиц, а затем наступает очередь нашей команды. Они бульдозером прорываются сквозь большой баннер с логотипом команды, возглавляемые квотербеком под номером десять и крайним защитником под номером семнадцать. Все они одеты в черно-белую униформу и шлемы, а под глазами у них размазаны черные линии.

Я сглатываю, притворяясь, что пот, собирающийся у меня между бровей, вызван усталостью, а не тем фактом, что я слишком сильно сосредотачиваюсь на определенной цифре десять.

Игроки издают много криков и воя, их боевые кличи наполняют воздух.

Но не Себастьян.

Дымка застилает его напряженные глаза, видимые через отверстие в шлеме. Как будто он находится в другой зоне, и никто не может до него дотянуться. Или прикоснуться к нему. Эта его сторона всегда намекала на то, кем он является, больше, чем образ, который он навязывает всем, чтобы они поверили, что он внук хорошего сенатора. Здесь нет ничего хорошего.

Его взгляд останавливается на мне. Это длится всего долю секунды, но он пронзает меня насквозь, как будто я игра, в которой он намерен победить сегодня вечером.

Его губы изгибаются в сторону, и я клянусь, что вижу нечто похожее на волчью ухмылку, прежде чем его глаза тактично ускользают от моих.

Я сопротивляюсь желанию оглянуться назад на случай, если у него был этот вуду зрительный контакт с кем-то еще. Но где-то в глубине души я знаю, я просто знаю, что это было направлено на меня.

Какого черта?

Мы возвращаемся к боковой линии, чтобы поболеть за них во время игры. И хотя я обычно ненавижу эту часть, сегодняшняя игра действительно напряженная. "Рыцари" не сдаются, и наша команда едва удерживает лидерство.

Болельщики сходят с ума, когда Оуэн забивает. Прескотт подбрасывает в воздух сначала Рейну, а затем Брианну в качестве формы празднования. Мы остаемся начеку, подбадриваем и выполняем нашу обычную рутину в перерыве. Это утомительно, но адреналин бурлит в нас. Энергия, волнами исходящая от поля, одновременно опьяняет и вызывает привыкание.

Ближе к концу игры мы проигрываем, но есть шанс переломить ситуацию и победить.

Себастьян передает мяч Оуэну, который отбрасывает его назад, как только квотербек