они всегда могут найти нас. Я спросила Лиама: «Вот как они нас вычисляют?», но он только пожал плечами и сказал, что гамбургеры в том месте, где мы вчера обедали, не представляют собой ничего особенного.

Мне страшно подумать, что он слышал, когда мы говорили с Раймоном. Я имею в виду не каждое конкретное предложение, а то, что я не сказала, а лишь подумала, то, как я интерпретировала на свой вкус слова Раймона. Сможем ли мы когда-нибудь дойти до той стадии, чтобы слышать то, что слышит другой, так, как это слышит другой? Я никогда не возражала против визитов Лиама в мою голову, но теперь у меня такое чувство, что он всегда там, как будто он начал подглядывать через занавески в душе. Но это работает только в одну сторону, как бы я ни старалась, нет никакой возможности заставить его поговорить о наследии или узнать, о чём он на самом деле думает.

После завтрака мы идём в школу. На улице очень холодно, и мне интересно, чувствуем ли мы это из-за нашей эльфийской крови, или дело в том, что скоро пойдёт снег? Проходя мимо скамейки, на которой мы сидели с Раймоном, я улыбаюсь. Бросаю взгляд в сторону Лиама, пытаясь понять, заметил ли он, но он всё ещё смотрит куда-то вдаль. «Эй, проснись», – говорю я ему. И тогда он смотрит на меня, улыбается и говорит, что действительно стало холодно.

Классные часы в школе развлекают меня, отвлекают и заставляют немного забыть о Лиаме. Пока я не обнаруживаю, что он ждёт меня у выхода. Я придумываю предлог, чтобы отказать Раймону, который предложил проводить меня домой, и иду с ним. Он говорит мне, что думал о словах Герба. Мы должны знать, на что мы способны, как работает наша телепатия и какие факторы могут помешать или прервать связь. Когда мы были маленькими, мы уже умели делать всё это, мы играли, пробовали, но у нас не было ощущения, что мы заняты чем-то необычным, чего не делают другие дети. Теперь всё иначе, теперь мы знаем, что что-то изменилось, что наши возможности совершенствуются, и нам нужно узнать о них как можно скорее. Герб не поставил нам крайнего срока и не сказал, что будет, если мы откажемся, но было бы хорошо, если бы к тому времени мы смогли извлечь из них максимум пользы.

Пока мы говорили о нашем детстве, Лиаму пришло в голову, что, возможно, это похоже на щекотку. Если что-то отвлекает нас и заставляет переключить внимание на другое, мы не можем разговаривать. Словно помехи на нашей домашней телефонной линии. Я жонглирую двумя маленькими резиновыми мячиками, которые он мне дал, и думаю, смогу ли я когда-нибудь застать его врасплох, без идей, без трюков. Жонглирование не требует много внимания, это механические движения, которые не занимают места в моём сознании. Декламировать по памяти, читать, ходить по линии… Мы пробуем всё.

– Коротышка, – внезапно говорит Лиам. И когда он называет меня так, я чувствую себя как дома. – Я потерял тебя на мгновение вчера, когда ты была с этим чудаком.

– Не называй его чудаком, Лиам.

– Что случилось?

Я колеблюсь секунду.

– Я чуть не столкнулась с огромным парнем, который ел мороженое.

– Ты испугалась?

И когда я думаю о том, что он только что мне сказал, я понимаю, что он произнёс это вслух. Он использовал слова, как будто знает, что мне не совсем комфортно от его присутствия в моей голове. Затем он улыбается мне.

– Мы вернёмся к этому в другой раз, коротышка. А теперь давай попробуем испугать друг друга.

Я собиралась сказать, что это, вероятно, не из-за испуга, а из-за моих зарождающихся чувств к Раймону, но я не знаю, достаточно ли мы с Лиамом близки сейчас, чтобы рассказывать ему об этом. Мне надоело, что он всегда защищает меня, что он оберегает меня от неприятностей. Я бы с удовольствием поговорила с ним о Раймоне, даже если бы мне пришлось терпеть его шутки, чтобы он помог мне понять, что я чувствую и почему я не могу справиться с желанием убираться, петь и сгребать листья в саду, когда он звонит. Я уверена, что Лиам проходил через это миллион раз, но сейчас неподходящее время, поэтому я выкидываю это из головы и сосредотачиваюсь на идее страха.

Я предлагаю посмотреть страшный фильм, запереться в комнате с выключенным светом, ждать наступления ночи и рассказывать истории, которые дети узнают в лагере… «Лес», – говорит Лиам. И я отвечаю, что да, истории о лесе тоже полезны для нас, но потом я вижу его ребячливую улыбку, которая мне так нравится, и понимаю, что он имеет в виду. И хотя нам запрещено это делать или именно потому, что нам запрещено это делать, мы прибавляем шаг, чтобы вернуться домой и подготовиться. Мы ходим с одним и тем же образом в нашем сознании.

Глава 8

Страхи в лесу

Я никогда не знала, почему бабушка не любит лес, я думала, что это как-то связано с легендами, которые ходят по городу и школе о пропавших детях, оборотнях, чёрной магии и не знаю скольких других безумных вещах. Но теперь мне представляется, что её пугает не это. Было трудно обманывать её, и, возможно, я несколько раз подавилась едой, потому что мне показалось, что она нас раскусила, но мы должны это сделать, да и лес не так уж опасен. Я не верю в разбойников, магов или вампиров, кусающих плохих девочек, но если твои родители эльфы, уши у тебя растут в самый неподходящий момент, ты разговариваешь со своим братом без слов, а в твоей гостиной появляется парень с острыми ушами и проникает в твой разум, лучше соблюдать осторожность. Идея Лиама отправиться в лес, чтобы испугаться, казалась мне отличной, когда он только предложил это, но теперь я сомневаюсь.

Он тоже молчит с тех пор, как мы вышли из дома, и я даже через пиджак вижу, как напряжены у него мышцы спины. Не знаю, потому ли, что я никогда не обращала на это внимания раньше, или потому, что он стал больше тренироваться в последние дни, но правда в том, что, как бы он ни напрягался раньше, его мышцы не были заметны так, как сейчас. Я пытаюсь проникнуть в его голову, чтобы пошутить над этим, но что-то не пускает меня. Может, это он сам.

– Ты делаешь это специально?