— Ты ж небось и меча в руках не держал никогда, — продолжил купец. — Да и зачем тебе меч? Вот что ты забыл в Мадарисе? Денег думаешь заработать… а поехали со мной к гномьим горам. Богатый, спокойный край, самое место для музыканта. Уж там тебе всяко лучше будет, чем под боком у этого нечестивца, забери его Мертвый.

Стриж слушал, кивал и потихоньку любопытствовал: а что за пророк? Откуда? А что там, под Мадарисом, делается? К сожалению, ничего полезного купец не знал. Слухи о гибели генерала Альбарра с полком пехоты догнали его уже в дороге, да и ехал он не через Тизаль, а много западнее.

Медного генерала купец искренне, до слез, жалел.

— Какой герой был! И зургов разбил, и Полуденной Марке укорот дал, и разбойную нечисть на юге повывел. А как его солдаты любили! Племянник мой под его началом служил, лет десять тому. До сержанта дослужился. Уж как хвалил генерала! При нем и порядок, и учеба — представь, заставлял солдат арифметику и историю с географией учить, чтоб, значит, дурить некогда было. И мундиры из лучшего полотна шили, по полтора империала за шутку! — Купец вздохнул, припоминая дивные прибыли.

К восхвалениям покойного Медного присоединились и помощник купца, и возчик, правивший фургоном. Даже молчун Хосе нашел несколько добрых слов для Фортунато Альбарра.

— Вот что толку от империи, а? Все эти шеры, дери их Мертвый, весь этот Конвент, — сокрушался купец. — Что бы им не послать какого светлого шера, да сделать из охальника кебаль на палочке? Да как у него язык повернулся назвать покойную королеву демоницей и потребовать казни принца с принцессой? И ведь есть сумасшедшие, верят. Тьфу! И Конвент — тьфу! Скоро вся Валанта заполыхает, а им и дела нет. А все темные! Будь у нас, как у людей, светлый придворный маг, давно бы навел порядок…

Вскоре от сетований купца у Стрижа начало сводить скулы, и он снова взялся за гитару. Слава Светлой, под ленивое бренчанье обиженные складки у губ купца разгладились, хмарь сменилась светлой грустью — а главное, он замолчал.

Так, под разговоры и гитарные импровизации, миновали первые три десятка лиг. Обоз двигался споро, останавливаясь лишь на ночь в маленьких городках или селах. Циркачи давали короткое представление, собирали скудные медяки и устраивались на сеновале.

В первый же вечер Хосе оттаял: с менестрелем труппа заработала чуть не вдвое больше, чем обычно. Недовольна была лишь Павена — слишком уж ласково, на ее взгляд, белобрысому гитаристу улыбалась хозяйка сельской таверны, вдовушка в самом соку, и слишком уж часто он улыбался в ответ. Недовольство фокусницы прошло, лишь когда Стриж, что-то неубедительно пробормотав насчет духоты на сеновале, прихватил одеяло и утащил ее ночевать на свежем воздухе, прямо на плоской крыше сарая.

Там же, под алмазной россыпью звезд на бархатном камзоле Хисса, Стриж услышал историю Павены. Грустную и обыкновенную историю.

Позапрошлой весной она потеряла отца, когда на их фургон напали лихие люди, мать же ее умерла намного раньше. Павене повезло, что она отходила от стоянки искать жалей-траву, когда разбойники резали артистов. Она спряталась в лесу и вернулась к догорающим остаткам фургона, чтобы похоронить изувеченные тела отца, двух женщин, одну из которых она иногда называла мамой, и дядюшки, качавшего ее на коленях и рассказывавшего сказки на ночь, сколько она себя помнила.

— И после этого ты снова на дороге? — спросил Стриж, накручивая на палец длинный темный локон.

— Это моя жизнь. Другой я не знаю, да и знать не хочу. — Она перекатилась на спину и закинула руки за голову, подставляя зацелованные груди лунному свету. — А смерть… все там будем, рано или поздно.

За следующие дни Павена научила его нескольким простым, но эффектным фокусам с картами. Она смеялась, что с такими руками и артистичностью он мог бы стать великим фокусником или профессиональным шулером. На это Стриж отвечал, что работа фокусников и шулеров больно нервная, так что он останется простым музыкантом.

— Простому музыканту надо уметь себя защитить, — говорила она, жонглируя двумя парами идеально сбалансированных и отточенных ножей с отлично знакомым Стрижу клеймом мастера Ульриха. — Дальше к северу неспокойно. Разбойники и Лесные Духи. — Лицо ее становилось вдруг таким же твердым и острым, как клинки в руках. — Учись, Стриж. Пригодится.

Он учился. Но оружие валилось из рук, а при виде порезанного пальца он побледнел и чуть не расстался с завтраком. Глядевший на это безобразие Хосе лишь сплюнул и велел Павене не тратить времени зря и подарить мальчику пяльцы. На что Стриж вспыхнул, заявил, что научится, всем покажет, вытребовал нож и тут же уронил его под колеса фургона.

— Отличный нож испортил! Восемь сестриц! — ругался Хосе, разглядывая погнутое лезвие.

— Ничего, — успокаивала его Павена. — У меня есть запасной.

Но больше своих ножей в руки Стрижу не давала.

Казалось, эта долгая дорога пролегает через какой-то другой, чуждый горожанину, но притягательный мир. Однообразные пейзажи, мерный скрип фургонов, разговоры купцов, схожие, как близнецы, маленькие городки, одинаковые представления и незнакомые лица — как листья, плывущие по осенней реке.

На пятый день добрались до развилки. Купец в последний раз предложил менестрелю отправиться с ним к гномьим горам. Получил отказ и, на всякий случай велев, если что, искать его контору в Дремсторе, на улице Золотой Кирки, повернул обоз на запад. А пятерка артистов направилась дальше на север пешком.

Хоть они потеряли в скорости, зато Стриж перестал ощущать себя братом-близнецом полосатого котяры, днями напролет дрыхнущего наверху фургона, подставляя солнышку то один бок, то другой. Деревеньки по дороге попадались часто, но они останавливались не в каждой. А после полудня седьмого дня добрались до первого после столицы крупного города, Беральдоса.

…черный океан вечности выкинул на берег существо. Было оно ни на что не похоже, ибо каждый миг меняло форму и цвет. Лишь голос его оставался неизменным: существо плакало.

— Надо утешить его, — сказала Райна. — Оно успокоится и будет с нами играть.

— Надо прогнать его, — сказал Хисс. — Если оно слабое, с ним будет скучно. А если сильное, оно захочет отобрать наш прекрасный мир и разрушит его.

Райна не стала спорить, лишь покачала головой и бесстрашно, ведь боги не знают страха, подошла к существу и ласково спросила:

— Кто ты?

Существо затихло, став похожим на клубок теней и бликов.

— Мое имя Карум, — ответило оно. — Кто вы и что это за место?

— Мы Близнецы, — ответил Хисс. — Это наш берег. Но откуда ты? В океане нет островов, а берег пуст.

Карум замерцал — может, засмеялся, может, пожал плечами.

— Есть многое на свете, — сказал он. — Злые демоны отняли у меня все, выгнали из дома и хотели убить. Есть ли в вашем мире великие воины, способные поразить демона?