Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Карантинное воссоединение! – объявил Понтер, оглядывая их маленькое сообщество. Так оно и было: они вчетвером оказались заперты в этом доме по приказу канадского Минздрава, когда Понтер во время своего первого визита на эту Землю внезапно заболел.
– Истинно так, друг мой, – ответил Рубен на заявление Понтера. Мэри огляделась. Ей очень нравилась здешняя мебель – органичное сочетание карибского и канадского стилей, повсюду тёмное дерево и встроенные книжные шкафы. Сам Рубен был довольно неряшлив, но его бывшая жена, очевидно, обладала отменным вкусом.
Мэри обнаружила, что, попав в дом, моментально расслабилась. Разумеется, сыграло свою роль то, что именно здесь зародилась её любовь к Понтеру, или то, что этот дом стал для неё надёжным убежищем, охраняемым офицерами федеральной полиции, всего через два дня после того, как Корнелиус Раскин изнасиловал её в кампусе Йоркского университета в Торонто.
– Сейчас для этого уже не совсем сезон, – сказал Рубен, – но ещё можно попробовать устроить барбекю.
– Да, пожалуйста! – согласился Понтер с большим энтузиазмом.
Рубен рассмеялся.
– Значит, договорились. Сейчас я всё приготовлю.
* * *
Луиза Бенуа была вегетарианкой, но не имела ничего против тех, кто ест мясо – и это было весьма кстати, потому что Понтер мясо обожал. Рубен положил на гриль три совершенно гигантских говяжьих пласта, а Луиза занялась приготовлением салата. Рубен постоянно сновал между грилем и кухней, помогая Луизе с приготовлениями. Мэри следила, как они работают бок о бок, время от времени словно невзначай нежно касаясь друг друга. У неё с Кольмом в первые дни их брака тоже было так; а потом стало казаться, что они вечно путаются друг у друга под ногами.
Мэри и Понтер предложили помочь, но Рубен сказал, что помощи не требуется, и скоро ужин был на столе, а все четверо расселись вокруг него. Мэри поразилась мысли о том, что она знает этих людей – троих самых важных людей в её жизни – всего три месяца. Когда сталкиваются миры, всё меняется очень быстро.
Мэри и Рубен ели свои стейки с помощью ножей и вилок. Понтер надел одноразовые обеденные перчатки, которые привёз с собой из дома; он просто брал мясо рукой и отрывал куски зубами.
– Это были поистине фантастические несколько месяцев, – сказал Рубен, похоже думая о том же, о чём и Мэри. – Для всех нас.
И это в самом деле было так. Понтер Боддет случайно перенёсся в эту версию реальности, когда его эксперимент с квантовыми вычислениями вышел из-под контроля. Оставшийся в своём мире партнёр Понтера Адекор Халд был обвинён в том, что убил его и избавился от тела. Адекор и старшая дочь Понтера Жасмель Кет сумели снова открыть межмировой портал на достаточное время для того, чтобы Понтер смог вернуться назад и оправдать Адекора перед трибуналом.
По возвращении домой Понтер сумел убедить Верховный Серый совет позволить им с Адекором попытаться открыть постоянный портал, что им довольно быстро удалось сделать.
Тем временем магнитное поле на этой версии Земли внезапно начало флуктуировать, по-видимому, в преддверии смены полярности. Неандертальская Земля пережила подобное событие совсем недавно, и оно протекало невероятно быстро: магнитное поле их Земли пропало двадцать пять лет назад и полностью восстановилось всего через пятнадцать лет.
Мэри, всё ещё страдающая от нанесённой изнасилованием психологической травмы, покинула Йоркский университет и присоединилась к команде Джока Кригера в только что организованной «Синерджи Груп». Однако на обратном пути в Торонто Понтер идентифицировал насильника Мэри – им оказался Корнелиус Раскин, который также изнасиловал Кейсер Ремтуллу, главу факультета и непосредственную начальницу Мэри.
– Несомненно фантастические, – согласилась Мэри. Она улыбнулась Рубену и Луизе: они были такой прекрасной парой. Понтер сидел рядом с ней; она взяла бы его за руку, не будь та затянута в дурацкую перчатку. Но между Рубеном и Луизой такого препятствия не было: Рубен сжимал Луизину руку и буквально светился от любви к ней.
В продолжение ужина они оживлённо болтали, сначала за главным блюдом, потом за десертом и фруктовым коктейлем и, наконец, за кофе (для троих Homo sapiens) и кока-колой (для Понтера). Мэри наслаждалась каждой минутой общения – но одновременно чувствовала грусть от того, что вечера наподобие этого, в обществе Понтера и их друзей, будут случаться нечасто – неандертальская культура устроена по-другому.
– О, кстати, – сказал Рубен, отхлебнув кофе, – одна моя знакомая из Лаврентийского постоянно просит меня свести её с вами.
В лаборатории Лаврентийского университета в Садбери Мэри провела первое исследование ДНК Понтера, подтвердившее, что он неандерталец.
Бровь Понтера приподнялась:
– Э?..
– Её зовут Вероника Шеннон, она постдок в тамошней группе нейробиологических исследований.
Понтер явно ожидал, что Рубен продолжит объяснения, но, поскольку он молчал, решил его подтолкнуть:
– Ка? – По-неандертальски это означало «да?».
– Прости, – сказал Рубен, – я просто не знаю, как это сформулировать. Ты ведь, наверное, не знаешь, кто такой Майкл Персингер?
– Я знаю, – сказала Луиза. – Читала статью про него в Saturday Night.
Рубен кивнул:
– Да, там была про него большая статья. Про него также писали и Wired[16], The Skeptical Inquirer[17], и Maclean’s[18], и Scientific American[19], и Discover.
– Кто он? – спросил Понтер.
Рубен отложил вилку.
– Персингер – американский уклонист[20] из тех золотых времён, когда утечка мозгов происходила в обратном направлении. В Лаврентийском он работает много лет и изобрёл там прибор, который вызывает в человеке религиозные переживания путём магнитной стимуляции головного мозга.
– Ах, этот Персингер. – Мэри закатила глаза.
– Слышу в твоём голосе сомнение, – сказал Рубен.
– Это потому что я сомневаюсь, – ответила Мэри. – Это ведь всё чушь собачья.
– Я сам попробовал, – сказал Рубен. – Не с Персингером, а с Вероникой, моей знакомой. Она разработала систему второго поколения на основе исследований Персингера.
– И ты видел Бога? – насмешливо спросила Мэри.
– Можно сказать и так. Там определённо что-то было. – Он посмотрел на Понтера: – И потому-то ей нужен ты, дружище. Она хочет засунуть тебя в свою установку.
– Зачем? – спросил Понтер.
– Зачем? – переспросил Рубен, словно ответ был очевиден. – Потому что наш мир стоит на ушах по поводу того, что твой народ так и не изобрёл религию. Причём не то чтобы она у вас была, но потом вы от неё отказались, – за всю вашу историю вы ни разу даже не задумались об идее Бога или загробной жизни.
– Подобная идея стала бы – как вы это говорите? – плевком в лицо наблюдаемой реальности, – сказал Понтер. Потом посмотрел на Мэри: –