Мэри кивнула:

– Но ты – нет.

– Так вот, – продолжил Рубен, – группа Персингера считает, что нашла нейробиологическую причину существования у Homo sapiens религиозных верований. И моя знакомая Вероника хочет посмотреть, удастся ли ей вызвать религиозное переживание у неандертальца. Если да, то им придётся найти какое-то объяснение тому факту, что у вас нет религиозных мыслей. Но Вероника считает, что метод, который работает на нас, не сработает на тебе. Она думает, что ваш мозг отличается от нашего на каком-то фундаментальном уровне.

– Интересное предположение, – сказал Понтер. – Процедура не представляет никакой опасности?

Рубен покачал головой:

– Ни малейшей. Собственно, как раз на мне это и проверяли. – Он улыбнулся. – Огромная проблема для большинства психологических исследований состоит в том, что практически все подопытные – студенты-психологи с младших курсов, то есть люди, решившие изучать психологию. Мы знаем невероятно много об устройстве мозга людей этого типа, но очень мало о мозге людей в целом. Я познакомился с Вероникой в прошлом году: она обратилась ко мне по поводу набора подопытных среди шахтёров – совершенно иной демографической группы, чем та, с которой они обычно работают. – Рубен работал штатным медиком на принадлежащей компании «Инко» никелевой шахте «Крейгтон», в которой располагалась Нейтринная обсерватория Садбери. – Она предлагала шахтёрам за участие по паре баксов, но руководство «Инко» пожелало, чтобы до начала набора добровольцев я одобрил процедуру. Я прочитал работу Персингера, ознакомился с модификациями Вероники и прошёл процедуру сам. Магнитное поле там используется совсем небольшое по сравнению, скажем, с МРТ, на которую я регулярно направляю пациентов. Это совершенно безопасно.

– То есть она и мне заплатит пару баксов?

Рубен изумлённо посмотрел на него.

– Ну мне же нужно на что-то жить, – сказал Понтер. Но долго удерживать серьёзное лицо у него не получилось, и его прорезала широкая ухмылка. – Нет, Рубен, ты прав, компенсация меня не интересует. – Он посмотрел на Мэри: – А интересует меня шанс понять эту сторону тебя, Мэре, – то, что занимает такое важное место в твоей жизни и что я совершенно не способен постичь.

– Если хочешь больше узнать о религии, пойдём со мной к мессе, – предложила Мэри.

– С удовольствием, – ответил Понтер. – Но я также хочу встретиться со знакомой Рубена.

– Но ведь нам нужно в твой мир, – сказала Мэри немного раздражённо. – Двое скоро станут Одним.

Понтер кивнул:

– Действительно. И мы не хотим пропустить из них ни мгновения. – Он посмотрел на Рубена: – Твоей знакомой придётся принять нас завтра с утра. Это можно устроить?

– Я сейчас ей позвоню, – ответил Рубен, поднимаясь. – Уверен, что она землю носом рыть будет, лишь бы тебя ублажить.

Глава 6

Джек Кеннеди был прав: тогда настало время для всех нас сделать большой шаг вперёд. И такое время пришло снова. Ибо сильными сторонами Homo sapiens, которыми мы обладали с момента зарождения сознания 40 000 лет назад, было желание посещать новые места, путешествовать, желание видеть, что находится за следующим холмом, желание расширять свои территории и – говоря словами, ставшими популярными через четыре года после той речи Кеннеди, – смело идти туда, куда не ступала нога человека…[21]

Понтер и Мэри провели ночь в доме Рубена на раскладном диване. На следующий день рано утром они явились в маленький кампус Лаврентийского университета и нашли комнату C002B – одну из лабораторий группы нейробиологических исследований.

Вероника Шеннон была худощавой белой женщиной около тридцати лет, с рыжими волосами и носом, который Мэри до знакомства с неандертальцами посчитала бы здоровенным. На ней был белый лабораторный халат.

– Спасибо, что пришли, доктор Боддет, – сказала она, тряся его руку. – Безмерно благодарна, что откликнулись.

Он улыбнулся:

– Можете звать меня Понтер. И не стоит благодарности – меня заинтриговала тема вашего исследования.

– И Мэри – я могу звать вас Мэри? – я так рада познакомиться с вами! – Она пожала Мэри руку. – Какая жалость, что меня не было в кампусе, когда вы приезжали сюда в прошлый раз, – я ездила на каникулы домой, в Галифакс. – Она улыбнулась, потом отвела глаза, словно смутившись. – Вы для меня что-то вроде героя, – добавила она.

Мэри непонимающе моргнула:

– Я?

– Среди канадских женщин-учёных не так много ставших знаменитостями. Ещё до того как появился Понтер, вы фактически нанесли нас на карту. Ваши работы по древней ДНК! Высший класс! Совершенно изумительно! Кто сказал, что канадская женщина не способна завоевать мир?

– Э-э… спасибо.

– Вы стали для меня образцом для подражания. Вы, Жюли Пейетт[22], Роберта Бондар…[23]

Мэри никогда и представить себя не могла в такой компании знаменитостей – Пейетт и Бондар были канадскими женщинами-астронавтами. Но, с другой стороны, она ведь побывала в другом мире раньше них обеих…

– Спасибо, – снова сказала Мэри. – Знаете, у нас правда не так много времени…

Вероника немного покраснела.

– Простите, вы правы. Давайте я объясню вам процедуру. Моя работа базируется на исследовании, начатом здесь, в Лаврентийском университете, Майклом Персингером в 1990-х годах. Базовая идея принадлежит не мне – но наука состоит в воспроизводстве результатов, и цель моей работы – подтверждение его идей.

Мэри оглядела лабораторию, которая оказалась обычной для университетов смесью сверкающего новейшего оборудования с оборудованием старым и потёртым, а также обшарпанной деревянной мебелью. Вероника продолжала говорить:

– Так вот, у Персингера было около восьмидесяти процентов успешных экспериментов. Моё оборудование принадлежит к следующему поколению – модификация того, которым пользовался он, и у меня процент успеха достигает девяносто четырёх.

– Надо же, как совпало, что такого рода исследования проводятся поблизости от портала между двумя мирами, – сказала Мэри.

Но Вероника замотала головой:

– О нет, Мэри, нет! Мы находимся здесь по той же самой причине, что и портал, – из-за никеля, принесённого сюда астероидом два миллиарда лет назад. Видите ли, в самом начале Персингера интересовал феномен НЛО: как так получилось, что летающие тарелки в основном являются сельским увальням с именами вроде Клит или Бубба где-нибудь в глуши.

– Ну, – сказала Мэри, – наклюкаться можно и в глуши.

Вероника смеялась дольше, чем, по мнению Мэри, шутка того заслуживала.

– Это так, но Персингер решил ответить на этот вопрос в соответствии с его буквальным смыслом. Конечно, ни он, ни я не верим в летающие тарелки, однако психологический феномен летающих тарелок безусловно существует: людям кажется, что они видят их, и Персингера заинтересовало, почему это обычно происходит под открытым небом в пустынной местности, когда вокруг никого нет. В Лаврентийском, разумеется, проводится масса исследований, связанных