единобрачием, Владимир был в затруднении касательно прежних своих сожительниц и потому решил разослать их с сыновьями в разные области своего обширного владения{89}. В летописи находим имена 12 сыновей Владимира, но без определения, в каком порядке один за другим следовали по старшинству: в одном месте, при исчислении жен Владимировых, они поставлены по матерям; в другом, где говорится о рассылке сыновей по областям, они следуют в другом порядке. Постараемся, по некоторым данным, определить порядок старшинства между ними.

В Новгород был отправлен Вышеслав: мы знаем, что в этот город посылался обыкновенно старший в семье в. князя; из этого можем заключить, что Вышеслав был старший сын Владимира, тем более что в известии о рассылке по областям он поставлен первым{90}. Но в предшествующем исчислении жен Владимировых{91} Вышеслав поставлен после сыновей Рогнединых и гречанки, вдовы Ярополковой, и назван сыном чехини: если Вышеслав был старший, то должен был родиться еще в Новгороде, но странно, что чехиня зашла так далеко на север. Иоакимовская летопись и здесь, поправляя ошибку начальной Киевской, объясняет дело совершенно удовлетворительно, а именно: мать Вышеслава называет Оловою, женою варяжскою{92}. Потом следует сын Рогнеды Изяслав, получивший волость деда своего по матери, Полоцк.

Тотчас после брака с Рогнедою Владимир женился на вдове брата своего Ярополка, и потому рожденного от последней Святополка мы имеем полное право поставить в третьих после Вышеслава и Изяслава. Этот Святополк получил в удел Туров и по смерти Вышеслава и Изяслава оставался старшим в роде, как ясно указывают слова св. Бориса: «Не буди мне възняти руки на брата своего старейшаго; аще и отець ми умре, тось ми буди в отца место»{93}. За Святополком мы должны дать место Ярославу, также, по летописям, сыну Рогнеды; Ярослав получил сперва Ростов, а потом, по смерти старшего Вышеслава, переведен в Новгород. Этот перевод Ярослава в Новгород мимо старшего Святополка Туровского объясняется свидетельством Дитмара, что Святополк в это время был под гневом отца и даже в заключении. Что Ярослав после Святополка был старшим, доказательством служит также, что сестра его Предслава обратилась к нему с известием о злодействах Святополка как представителю рода. Всеволод, также сын Рогнеды, получил Владимир Волынский; Святослав и Мстислав, которых мать в начальной Киевской летописи названа чехинею другою, в отличие от мнимой матери Вышеслава{94}, получили — первый землю Древлянскую, второй Тмуторакань. Мать Святослава Иоакимовская летопись называет Малфридою; что это имя одной из жен Владимира не вымышлено, доказательством служит в начальной Киевской летописи упоминовение под 1002 годом о смерти Малфриды, которая здесь соединена с Рогнедою{95}; мать же Мстислава Иоаким называет Аделью или Адилью. Второго сына Адели Станислава этот же летописец, равно как и некоторые другие, отсылает в Смоленск, а Судислава во Псков{96}.

Теперь остается определить мать и возраст Бориса и Глеба. В начальной Киевской летописи матерью их названа болгарыня, волостью первого Ростов, второго Муром. Но ясно, что здесь упоминается уже второе распоряжение, ибо при первом распределении волостей Ростов был отдан Ярославу; поэтому в некоторых списках, бывших в руках у Татищева{97}, прибавлено, что сначала Борис получил Муром, а Глеб Суздаль.

Несмотря на это, молчание лучших списков летописи о первоначальных волостях Бориса и Глеба, равно как совершенное молчание о волостях Станислава, Судислава и Позвизда, ведет нас к заключению, что во время первой рассылки сыновей по волостям все эти князья или были очень малы, или некоторые из них, быть может, еще не родились{98}. Любопытно, что в летописи Иоакима матерью Бориса и Глеба названа Анна царевна, причем Татищев соглашает свидетельство киевского летописца о болгарском происхождении матери Борисовой тем, что эта Анна могла быть двоюродною сестрою императоров Василия и Константина, которых тетка, дочь Романа, была в супружестве за царем болгарским{99}. Если б так было, то для нас уяснилось бы предпочтение, которое оказывал Владимир Борису как сыну царевны и рожденному в христианском супружестве, на которое он должен был смотреть как на единственное законное. Отсюда уяснилось бы и поведение Ярослава, который, считая себя, при невзгоде Святополка, старшим, но видя предпочтение отца Борису, не хотел быть посадником последнего в Новгороде{100}и потому спешил объявить себя независимым.

Как бы то ни было, Борис единогласно описывается человеком в самой цветущей юности: «Аки цвет во юности своей… брада мала и ус, млад бо бе еще». Если предположим, что он был первым плодом брака Владимирова с Анною, то в год отцовой смерти ему было 25 лет. Летописец прибавляет, что Борис светился царски, желая, вероятно, указать на его царственное происхождение по матери. Отец любил его более других сыновей и держал при себе, в чем видно было намерение сделать его своим преемником на столе киевском, том более что старший сын Святополк был в совершенном разладе с отцом{101}.

Святополк имел в супружестве дочь польского князя, знаменитого Болеслава I. Здесь в первый раз Русь вошла в сношение с Польшею, которое повело, однако, к неприязни вследствие разделения церквей, споривших в то время за мир славянский. Западной церкви, которая опиралась на меч германского императора, удалось захватить чехов и поляков. Болеслав, имея главною целью своей деятельности высвобождение Польши из-под зависимости и влияния империи, в то же время сам разрушал свое здание, будучи ревнителем латинства. Вместе с дочерью он прислал к Святополку Рейнберна, епископа колобрежского (колбергского). Этому прелату удалось склонить Туровского князя на сторону западной церкви; Владимир, узнав об этом, велел схватить Святополка с женою и епископом и заключить в темницу{102}. Это раздражало Болеслава: он поспешил заключить мир с империею и в начале 1013 года с немецкими наемными войсками и печенегами явился в пределах Руси; но вражда печенегов с польскими войсками помешала походу, притом, как видно, Владимир, склонившись на требования Болеслава, выпустил Святополка из темницы, однако не возвратил в Туров, а держал у себя в Киеве{103}.

Несмотря на то, что Владимир умер, не урядив детей своих, не успев торжественным распоряжением передать Киев Борису, на стороне последнего была отцовская дружина и граждане киевские. Дружина Владимирова, бояре, старые думцы предпочитали Бориса всем его братьям, потому что он постоянно находился при них, привык с ними думать думу, тогда как другие князья привели бы с собою своих любимцев, как это