В темноте ее лицо слегка светилось. Она взглянула вверх и исчезла, а я еще долго смотрела на насекомое, кружащее под потолком в поисках выхода.

– С кем ты говоришь? – послышался голос с соседней лежанки.

Я обернулась к Юлиане и, увидев, что она тоже не спит, ответила:

– Ни с кем, так приснилось…

– Я уже не помню, когда мне последний раз снились сны, – грустно сказала девушка, – Наверное, всему виной эти травы.

Юлиана перевела взгляд на сухой пучок, висящий над ее лежанкой.

– Скорей бы домой… – вздохнула она.

– Почему же ты не хочешь скорее пройти этот ритуал? Как я поняла, после Очищения все уезжают домой!

Юлиана странно взглянула на меня и отвернулась к стене.

– Не хочу, чтобы со мной это сделали…

– Что – это? – спросила я.

– То, что Хранитель делает со всеми девушками! – выдохнула Юлиана, – это отвратительно! Мерзко!

– Откуда ты знаешь?

– Видела.

– Расскажи! – оживилась я.

Юлиана покачала головой, упрямо сжала губы.

– Ты сюда приехала от чего очищаться? – зло спросила она.

Я удивленно пожала плечами.

– Ну… У меня есть некоторые проблемы с психикой.

– Я хочу очиститься от бредовых галлюцинаций, которые меня преследуют всю жизнь! – голос Юлианы прозвучал резко и неприятно, – и я не уверена, что то, что я видела на озере – это не очередная фантазия, порожденная моим больным мозгом.

Я слегка опешила от ее резкого выпада и ничего не ответила. Она еще какое-то время смотрела на меня, а потом отвернулась. Я лежала на спине, подложив руки под голову и смотрела в темноту. Внезапно рядом со мной по полу что-то прошелестело. Резко повернувшись, я увидела в проходе большую черную тень, ползущую по полу. Я вскрикнула и тут же вскочила на ноги.

– Что с тобой? – недовольно спросила Юлиана, снова обернувшись ко мне.

– Там что-то чёрное ползает по полу! – испуганно прошептала я.

Юлиана странно хмыкнула, огляделась по сторонам, а потом снова отвернулась к стене. А я долго стояла и не могла лечь, мне все мерещились черные тени, ползущие из самых темных углов. Хотелось плакать, но плакать было нельзя – священную тишину спальни запрещено было нарушать. За нарушение тишины Айно жестоко наказывала – виновница получала триста уколов острым концом веретена в самые мягкие места. Поэтому я изо всех сил сжала зубы,чтобы не разреветься.

***

С тех пор, как я приехала на Лаайниккен, прошло две недели. Всего лишь две недели, а по ощущениям, передо мной промелькнула целая жизнь! Город, моя прежняя жизнь, клиники, пансионаты, лекарства, отец – все это осталось в прошлом. Я жила другой жизнью, и сама как будто стала другой.

Все на Священном озере было подчинено правилам, и мы, сестры, чтили их и соблюдали строгий распорядок дня, который составляла для нас Айно. За малейшую провинность назначалось строгое наказание. В один из первых дней я задержалась в спальне и опоздала на завтрак. Вместо завтрака меня ждало наказание – до обеда меня привязали к позорному столбу. Я едва дождалась освобождения – ноги и руки затекли, в животе урчало от голода. После того, как Вейкко отвязал меня, я хотела подойти к Айно и вцепиться, что есть сил, ей в волосы. Но не сделала этого. Гнев быстро испарился, и я послушно пошла следом за Айно.

Для меня был удивительно то, что Айно руководила поселением одна. Кроме нее и глухонемого Вейкко здесь больше никого не было, но при этом девушки ее беспрекословно слушались. Непонятно, как у нее получалось поддерживать такой авторитет, но едва она выходила из своего дома, как мы все вставали и покорно склоняли головы.

Мы, сестры, приехали сюда из разных мест, с разными проблемами, но при этом одинаково выглядели. Мы все носили платья из мешковины, раз в неделю посещали жарко натопленную баню, где одновременно мылись и стирали свои вещи хозяйственным мылом. Ни гелей для душа, ни шампуней, ни кремов, ни какой-либо косметики тут не было. Я очень страдала от этого. Кожа моя была раздражена грубой тканью, а лицо шелушилось от яркого солнца.

Питание наше было скудным – мы завтракали кашей на воде, на обед ели постную похлебку, а ужинали репой и редиской, которые выращивали сами. Впервые за долгое время я жила без таблеток, Айно выбросила их в костер, едва я приехала. Вместо них она выдала мне пучок сухих, сильно пахнущих, трав. Я повесила его на гвоздик рядом со своей лежанкой. У каждой девушки был свой пучок. Эти травы мы клали в кипяток, и у каждой получался свой особенный травяной напиток. Наверное, Юлиана была права – что-то особое было в этих травах, благодаря им, даже буйные психопатки тут вели себя тихо и спокойно.

Из развлечений у сестер был лишь ежедневный ритуал – вечером Айно вела всех нас по извилистой лесной тропе на высокий скалистый выступ, с которого открывался потрясающий вид на озеро. Мы сидели и молча смотрели на воду. Айно учила нас видеть и слышать природу. Это и вправду расслабляло тело и избавляло голову от ненужных мыслей перед сном.

Раз в несколько дней Айно проводила своеобразный ритуал, и та, на которую “смотрел” деревянный идол, отправлялась сначала в баню, а потом – на Очищение. Обряд длился почти всю ночь, под утро Вейкко на руках приносил обессиленную девушку в спальню сестер, где та неподвижно лежала несколько дней.

В голову мне лезли самые разные мысли насчет Очищения, вплоть до откровенной пошлости, но я гнала их от себя. Все это было от незнания, а спросить было не у кого. Когда очистившиеся девушки приходили в себя, они не говорили с остальными, не отвечали на вопросы, они вообще становились какими-то странными, спокойными и отчужденными, словно впадали в спячку. Глаза их были прозрачны и пусты. Такой была реакция на Очищение.

Не знаю… Лично у меня от взгляда очистившейся девушки кровь стыла в жилах, а по телу бежали мурашки. Они казались еще более ненормальными, чем были до этого. С каждым днем мое любопытство росло, мне хотелось знать, что со мной сотворят, когда взгляд деревянного идола остановится на мне. Мне одновременно было интересно и страшно – так, что дух захватывало, и мурашки бежали по телу.

***

Как-то утром Айно собрала нас всех на поляне и представила нам новую сестру – темноволосую девушку Марьяну с мутным, загнанным взглядом. Когда Марьяну повели на омовение, я шла в конце толпы, мне не