даже и не «мы», – хмыкнул капитан. – Хотя выделываться не стану: да, лишний чел для Эстера никогда не лишний, пусть каламбур и не ахти какой. К тому же, слышал сам, у нас число работников на трое не делится, а с тобой – в самый раз. А что до экипажа, так ведь на грузачах пассажиров не бывает, нарушение это. Вот и оформляю вас всякой пургой хренучей. Палубной командой, подай-принеси. Ну, если у кого реальный опыт в чем полезном имеется, то можно и по специальности оформить. Ты вот кто?.. Не, мне по хрену, кто ты по чипу, пусть он у тебя и вовсе левый. Ты скажи, что ты на самом деле умеешь?

– Я умею прыгать с парашютом! – радостно завопил вдруг Тимон, и это получилось у него сделать вслух.

– Что?.. – нахмурился Котомаров. – Это прикол? Шутить бы тебе, Тим, пока рановато.

– Это я так… – начал оправдываться Тимур, мысленно обматерив напарника. – Просто я на космолетчика учился… Нет, я ничего не умею, но готов на любую работу!

– На космолетчика?.. – смерил его подозрительным взглядом капитан. – А почему не доучился? Мне-то как бы и без разницы, но из училища сами уходят, если космос тебя не принял, или ты его. Но тогда бы ты сейчас туда и не рвался. А выгоняют из космолетного, или если нарушил что-то конкретно, но это мне похрен, или по здоровью. Только ведь ты, вроде, здоровым кажешься. Вот разве что у тебя проблемы с головой, тогда, парень…

– У меня были с сердцем проблемы! – закричал во весь голос Тимон. – А с головой все хорошо. У-уу! Одна голова хорошо, а две лучше, знаете ли. И с сердцем уже хорошо… Как в той песне: вместо сердца – пламенный мотор!..

– Водки!!! – схватившись за голову, закричал Тимур. – Дайте мне водки!!! Скорее!!! И много!

Тимон и так-то растерял все свои мысли – они прыгали по его сознанию, будто кузнечики, – а тут и вовсе потерялся: какая водка, зачем? Или это Тимур от радости, что он, Тимофей, так хорошо все объяснил Пирату… Как его там?.. Димит… Динамит… Динамитовичу. О! А вот и водка! Сам бармен принес, уважает. Какой большой стакан… Ух, как в него вцепился Тимур! Звездец! Он не алкоголик, случайно?.. Погоди! А тост?!..

И, прежде чем Тимур успел поднести ко рту водку, Тимон выпалил:

– За тебя, Динамитыч! Хороший ты мужик, добрый.

Обжигая, водка хлынула в горло. Тим едва не захлебнулся и закашлялся. А потом под грязные ругательства напарника Тимофей улетел в темное, уютное ничто.

Просыпался он, а точнее, выныривал из темноты забытья, раза три-четыре. Но ему было при этом так плохо, окружающий мир так больно и грубо на него давил, что Тимон опять спешил погрузиться в спасительную темноту. Он даже не успевал толком разобрать, где именно при этом находится; сначала было что-то похожее на большой светлый зал со множеством парящих в воздухе столов, за которыми сидели люди, потом вообще полумрак, в котором ничего толком не видно, затем что-то похожее на купе поезда…

Когда он очнулся в очередной раз, снова увидел все то же «купе». Две полки одна напротив другой, столик, большая овальная дверь, по обе стороны от которой, между нею и полками, тоже дверцы, но меньше размером, взрослому человеку не протиснуться. А вот окна в «купе» не было, напротив двери – лишь гладкая стена, сделанная будто из белого матового стекла. Что еще удивительно – полки и столик не парили в воздухе, а жестко крепились к стенам. На одной из этих полок Тим сейчас и сидел.

И в этот раз Тимофей чувствовал себя лучше. Реальность по-прежнему навевала странную беспричинную тоску, но уже не давила болезненным грузом. А потом он услышал обращенные к себе мысли Тимура. Очень некрасивые мысли, самая добрая из которых была следующей:

«На кой шакс ты очухался, дебил?! Я так надеялся, что ты навсегда окочуришься!»

Когда поток ругательств, угроз, сравнений и сожалений иссяк, Тимон мысленно сказал:

«Привет! Я тоже по тебе не особо скучал. Но ты хоть объясни, что я сделал-то? Я почему-то ничего не помню после того, как мы выпили водки, и капитан стал спрашивать, что мы умеем делать».

«Сейчас вспомнишь! Сейчас я буду вспоминать, а ты смотри! И если от всей этой срани, что ты натворил, сгоришь со стыда и исчезнешь, то я буду только рад. Но ведь ты не исчезнешь, ты меня и дальше станешь позорить и мутью своей доставать! Мы из-за тебя, идиота, чуть было такой работы не лишились!»

«Погоди-погоди!.. Чуть не лишились?.. То есть нас все-таки взяли? А когда мы летим?»

«Мы уже летим, придурище!»

«Что?! А почему… А как же?!..» – Тимон ощутил такую дикую панику, что едва снова не нырнул в забытье, но окрик Тимура его немного встряхнул:

«А потому! А так же! Потому что кое-кто сумел кое-как выкрутиться из того шакса, что ты наворотил! Смотри! Внимательно смотри и не вякай!»

И Тимур стал вспоминать. А Тимон с нарастающим ужасом слушал то, что в этих воспоминаниях говорил Пирату Котомарову Тим. А если точнее, то не Тим, а именно он, Тимофей. Это и в самом деле был настоящий позор. Такое стыдобище, от которого и впрямь захотелось сгореть. Звездец!

Огромной удачей было то, что Тимур догадался, в чем его единственное спасение. В водке! Если от одной только рюмки Тимона развезло в хлам, решил он, то уж от стакана должно совсем вырубить. Так и получилось. Водка чуть было не сорвала их затею, и она же в итоге их выручила. А еще Тимур понял, что пьяный Тимон может болтать вслух вообще без напряга. Что собственно едва и не стало причиной глобального краха. Ведь едва Тимофей тогда вырубился, как побагровевший от ярости Котомаров процедил сквозь зубы:

– Как ты меня назвал?.. А ну, уматывай отсюда, недошлепыш!

– Я… Прости, я не хотел… – лихорадочно стал придумывать оправдание Тимур. Оно не придумывалось, выпитое и на его умственные способности подействовало не лучшим образом. Столько водки разом он еще никогда не пил.

– Пурга хренучая! – зарычал капитан.