ответил Карасу-тэнгу. Его левый глаз на мгновение стал ярче, блеснув золотом, но Аямэ не могла понять, в чем причина.

– И как же ты… вернешься? – Последнее слово она произнесла несколько нерешительно и с досадой поморщилась. Прозвучало ужасно.

– У ёкаев есть свои способы. – Он позволил себе улыбку, и Аямэ в ответ фыркнула. Разумеется! Как бы иначе смертельно раненные демоны успешно сбегали, чтобы потом вернуться более сильными, наученными собственными ошибками?

Повисла тишина, неудобная и почти осязаемая, Аямэ прокашлялась и не совсем уверенно спросила:

– Значит, есть еще такие боги, как этот?

– Ты имеешь в виду проклятых или запертых, чтобы они осознали ошибочность своих суждений?

– Не знаю… И тех и других?

Карасу-тэнгу явно хотел ответить. Он даже открыл рот, но ни звука так и не произнес, вместо этого на его лице отразилась легкая паника. Аямэ невольно напряглась. Если он так отреагировал, то что ей делать?

– Каждый из заключенных может быть проклятым… – словно самому себе пробормотал Карасу-тэнгу.

– Что?

Это казалось одновременно очевидным и нет. То, что бог этого леса стал чудовищем, не означало, что и остальные боги, заключенные в тюрьмы своих домов, обратились монстрами. Но невозможно отрицать и обратное. Аямэ помнила, как энергия Ёми[52] бурлила в телах демонов и богов, делая их сильнее. И перед тем как запереть предателей, вряд ли кто-то проводил обряд очищения от скверны, так что…

– Сколько богов оказались предателями? – с дрожью в голосе спросила Аямэ, требовательно глядя в напряженное лицо Карасу-тэнгу.

Он молчал. Все так же стоял на одном месте – перья на целом крыле дрожали явно не от ветра – и продолжал тихо размышлять, не делясь своими соображениями на этот счет. К несчастью для него, Аямэ никогда не отличалась терпением, и этот раз не стал исключением.

– Цубаса!

Он дернулся всем телом, по-птичьи резко поднимая голову и отрывая взгляд от земли.

– Сколько богов оказались предателями, Цубаса-сан? – Она бы не стала использовать его настоящее имя, ответь он на ее вопрос сразу. Аямэ до сих пор сомневалась, может ли вообще называть его настоящее имя, ведь даже Генко обращалась к нему не иначе как Карасу-тэнгу. Но сейчас ее больше волновал ответ.

Поджатые губы и нахмуренные брови не предвещали ничего хорошего. Он долгое время не говорил ничего, а после оглушил ее тихой, пугающей фразой:

– Предателей больше сотни. Заточены по всей стране. И если они вырвутся на волю…

– Почему боги ничего с ними не сделали? – резко прервала его Аямэ.

– Потому что оммёдзи слишком пострадали. – Цубаса тяжело вздохнул, будто сожалел, что ему приходится пояснять столь очевидные вещи. – Боги не терпят измены, и если бы они могли, то избавились бы от предателей сразу, однако… Не считая тебя и твоего брата, еще с десяток оммёдзи способны убить бога. Только те, кто лично получил благословение. Вы сражались с ёкаями, и многие погибли, в стране окончилась война, и люди приходили в себя, а потому молились не так часто – все это мешало покарать предателей так, как привыкли боги. Потому их и заперли.

– А освободить их может любой… – растревоженной змеей прошипела Аямэ, но Цубаса покачал головой:

– Нужно обладать достаточно большими запасами ки, чтобы снять печать. Так что сделать это не так и просто. Впрочем… печати тоже не будут держаться вечно.

Какое-то время Аямэ смотрела на Цубасу напряженным хмурым взглядом, а потом произнесла едва слышно, не скрывая обвинения в голосе:

– Я, не задавая вопросов, послушала тебя и освободила бога. Мы сражались с ним и оба пострадали. Был ли в этом хоть какой-то смысл?

Он ответил не сразу. Весь вид Цубасы говорил о том, что сказанное не понравится Аямэ, но она все равно упрямо и выжидающе смотрела на него.

– Боги знали, что однажды кто-то достаточно сильный окажется рядом с заключенным предателем и случайно или умышленно освободит его. Или же печать сломается. И когда это произойдет, оммёдзи будут обязаны разобраться со всеми богами, которых заперли. Если ками осознали свои ошибки – хорошо, если же нет – их следует уничтожить.

– Так я начала эту… что? Войну? Чистку? – Аямэ закричала, сжимая танто так сильно, что рука отозвалась болью, а несколько виноватый взгляд Цубасы окончательно вывел ее из себя. – И из-за меня оммёдзи теперь придется сражаться с кем-то подобным?!

– Только что ты сражалась с когда-то миролюбивым богом, и только поэтому он не стал еще опаснее, чем мог бы.

Холод пробежал по влажному от крови затылку, нырнул под ворот и устремился вниз по позвоночнику, заставив Аямэ замереть и забыть о своей злости. Один оммёдзи на десяток, а то и больше богов. Она наивно верила, что все закончилось битвой два года назад, но реальность, как и боги, которые все это задумали, оказалась более жестокой и беспощадной.

Если – или, что более ужасно, когда – боги освободятся… Им всем настанет конец.

Глава 3. Неловкая забота

В Бюро оммёдо с поздней ночи, когда вернулась Аямэ, и до самого рассвета царил хаос. Довольно строгие правила соблюдения тишины после часа Собаки[53] упразднили. Обычно это время отводили под медитацию или чтение, чтобы успокоить энергию и как следует отдохнуть. Если же кто-то отправлялся на задание – оммёдзи вели себя довольно тихо. Но этой ночью спали разве что те, кто вернулся после долгого пути и тяжелых сражений, да младшие ученики. Остальные оммёдзи собрались во внутреннем дворе Бюро, чтобы обсудить последние новости, которые им принесла Аямэ, и провели всю ночь за беседой о происходящем.

– Более сотни богов? – то и дело звучало в толпе, хотя Аямэ ответила на этот вопрос по меньшей мере раз десять.

В другое время она бы разозлилась, что ее слова подвергают сомнениям или что ей снова нужно повторить слова Карасу… Цубасы. Аямэ мысленно одернула себя. Он позволил ей использовать свое настоящее имя, и она намеревалась впредь так и делать.

Вопрос, заданный парой десятков разных голосов, был прост и понятен. Никто не хотел верить, что проклятых богов настолько много. И что оммёдзи могут противопоставить им только тринадцать своих человек. Йосинори, ее названый брат, сильнейший оммёдзи их поколения и всей страны, владеющий двенадцатью сикигами-генералами – самыми могущественными духами, которых когда-либо мог призвать человек. Аямэ, которой подчинялись восемь духов-защитников. И еще одиннадцать человек из Бюро, каждый из которых мог призвать семь сикигами одновременно. Среди Сайто тоже имелись достойные оммёдзи с таким количеством сикигами, чем невероятно гордились, но никто в клане не согласится сотрудничать ни с Бюро, ни с ёкаями, чья помощь в борьбе с чудовищами может оказаться необходимой.

Невелика армия против монстров.

И это не говоря о том, что все предпочли игнорировать убийства оммёдзи, о которых болтали в клане Сайто.

– Тетушка? – Аямэ дернули за подол хаори, и она удивленно опустила взгляд. Солнце только загоралось на горизонте, так почему Ясуси уже проснулся? Самые младшие из учеников могли отсыпаться до часа Змеи[54], а этот ребенок почему-то решил встать пораньше?

Но самое главное – почему она не заметила его приближения и присутствия рядом?

Зевок, который Аямэ с трудом подавила, вернул все на места: она выехала обратно в столицу практически сразу после выматывающего сражения, где надышалась проклятым воздухом, да еще и провела на ногах всю ночь. Организм настойчиво требовал отдыха, но пока она не могла его себе позволить.

– Тетушка? – снова дернул ее за хаори Ясуси, и Аямэ отстраненно отметила, что ее не воротит от «тетушки», хотя она и просила мальца так ее не называть.

– Что? – сосредоточившись на племяннике, спросила она, силой воли разгоняя туман в голове.

– Я видел большую кошку.

Аямэ моргнула, пытаясь понять, что он сказал.

– Кошку? – переспросила она, не обращая внимания на то, что могла сейчас выглядеть глупо.

– Очень большую. Почти как твой волк.

Аямэ напряглась всем телом. Ясуси не лгал – никогда и ни при каких обстоятельствах, – предпочитая промолчать, чем