— Мари, — снова произнесла она, шагая по улице. — Мари. Мари-Мари.

Мари. Мари. Мари-мари-мари.

Она повторяла это, вслух и про себя, пока слово не превратилось в ничто. Имя потеряло смысл и тут же приобрело новый. С каждым новым повторением оно менялось, звучало иначе, хоть звуки оставались теми же.

Она прошла через всю Цветочную, надвинув на голову капюшон. Ее кудри цвета осени трепал ветер. Грудь тяжело вздымалась от впечатлений и волнения. Она поднялась по крутой лестнице и вышла на проспект. В прошлый раз ей пришлось проделать такой же путь, чтобы выбраться к людям. Теперь в ее душе расцветала тревога с двойной силой: получится ли?

Прохожие провожали ее заинтересованными взглядами, разглядывая длинную накидку, чемодан, дребезжащий по плиткам. Она старалась не обращать внимания и просто шла вперед, туда, куда ей велели прийти.

Весь путь занял каких-то тридцать минут, но город здесь казался другим. Цветочная пахла сладко, дурманяще. Улица Красная ощущалась как дым от костра, как свежесть прибоя, как множество ярких запахов, сулящих радость и приключения.

Она подошла к нужному дому, обогнув небольшой парк, и поднялась на седьмой этаж. Как ей и обещали, ключи идеально подошли. Дверь открылась, впуская новую хозяйку в просторную чистую квартиру.

Она скинула ботинки, с наслаждением потянулась и пошла в ванную. От нее все еще пахло свечами, бензином и сладостью цветов. Одежду пришлось закинуть в стирку, чтобы избавиться от этой вони.

В ванной нашлась целая коллекция собственноручно сделанных солей и масел. Пахло это умопомрачительно, разве что пачули и иланг-иланг показались слегка неподходящими ситуации. Она отложила их на дальнюю полку, решив, что еще может захотеть воспользоваться ароматами, но пока что ее тошнило. От одного воспоминания от Цветочной ее вывернуло.

Даже тошнота сейчас радовала. Как приятно чувствовать себя такой живой! Она расхохоталась, как безумная, и пошла разбирать чемодан. Компоненты отправились в дальний ящик, вещи — в спальню. Пока что у нее не было сил разбирать все это безобразие, поэтому она выудила пижамку с подходящим удобным бельём и отправилась в ванну. Уже устроившись в обжигающе горячей воде и растирая затекшие мышцы, новая хозяйка квартиры посмотрела на коврик.

Кто-то очень заботливо положил его рядом с ванной, чтобы никто не поскользнулся на плитке. Коврик радовал нежно-розовой расцветкой с крупными буквами. Вещь явно делали на заказ по запросу владелицы.

— Мари, — прочитала она. — Пожалуй, надо поменять. Именная кружка — это еще ладно, а вот коврик… Что за самолюбование?

Мари фыркнула и улыбнулась. Ей было тепло и уютно, и как бы она не ворчала, коврик ей нравился. А вот имя звучало претенциозно. Мари — как-то слишком ласково и будто на иностранный лад.

— Мария, — решила она. — Теперь будем представляться так. Или Маша, в крайнем случае.

Мари улыбнулась. Она чувствовала себя так, будто сегодня был ее день рождения.

На Красной улице все шло своим чередом. В уютных квартирках дремали вампиры, маленькие волчата и лисята играли в парке, феи воевали с белками за территорию. Красная стала мирным уголком города для многих рас, в том числе и для людей. Здесь нашла приют и заблудшая душа с волосами цвета осени и загадочными зелеными глазами.

Мария готовила кофе, позевывая. Тихая река ее жизни наконец-то вошла в берега и не собиралась снова выкидывать что-то эдакое. Прошла уже неделя с тех пор, как Мария зашла в эту квартиру, и на кухне чувствовалось присутствие хозяйки. Появились полотенчики милых расцветок, у окна стоял стаканчик с букетиком запоздалых бархатцев. В холодильнике можно было найти немного шарлотки и фруктов.

Осень выдалась теплой. Листья с деревьев до сих пор не облетели, и поздние цветы на клумбах радовали прохожих своими бутонами. Мария не упускала шанса прогуляться по неизведанным уголкам города, изучая каждый кусочек своего нового района. Ее больше не привлекал центр или Цветочная. Мария знала, что ей ничего не грозит, но возвращать не хотела.

Казалось, все закончилось. Ей дали второй билет в жизнь, осталось выполнить условия. Отказываться от прошлого было нелегко, но Мария справилась. Мир, в котором она жила, стал слишком хрупким. Только коснись его, как он рассыплется карточным домиком, снося на своем пути чужие судьбы. Мария не трогала то, что так легко ломалось.

Человек, которому за последний месяц пришлось трижды пообщаться со Смертью, не может быть легкомысленным. Мария помнила, что встретилась с ней заочно и потом дважды успела поболтать с собирателем душ. И она не горела желанием знакомиться поближе.

Мария добавила в турку щепотку кардамона, лепесток звезды-бадьяна, приправила это перцем на кончике ножа и тщательно перемешала. Кофе пах изумительно. Стоило зайти в кухню, как на языке появлялся привкус пряностей. С таким кофе хотелось нежиться на солнышке, читая книгу, или молчать о важном с близким другом. Ради таких завтраков стоило жить. Мария собрала себе сытный бутерброд и выключила кофе, у которого уже появились первые пузырьки пенки. Лихо стукнув туркой по столешнице, чтобы осадить шапку, она налила напиток в именную кружку.

Мари.

Это имя вызывало у нее странную дрожь. Смутные чувства просыпались в ее душе, но тут же уползали обратно. Как же все-таки хорошо, что человек не в силах познать всего. Разум Марии успешно подавлял любые воспоминания о произошедшем, заглаживая события до неузнаваемости. Мир благодаря этому казался безгранично простым. Мария знала, что обманывает себя, но остановиться было смерти подобно. И что толку думать о прошлом? Случилось и случилось.

Усевшись за стол, она погладила плетеную подставку под горячее. Такие еще были у ее бабушки, из деревянных деталек. Видимо, Мари подставки достались в наследство. Мари. Она и есть Мари.

Память тела не принимала этот бред. Как бы Мария не старалась, движения все равно выходили нарочито плавными, изящными. Когда она перебирала травы, пальцы будто опережали ее, ловко сортируя веточки. Когда поднималась на этаж, ноги несли ее в нужную сторону до того, как она вспоминала номер квартиры. Это сводило с ума.

Мари.

Она повторяла имя, пока все смыслы в нем не стерлись, но даже тогда не получалось соврать себе. Сознание пребывало в зыбком состоянии полудремы, когда уже нет сил что-то сделать, и мир воспринимается криво и размыто. И ты все осознаешь, но не можешь отреагировать.

Мари.

От этого слова хотелось выть. Каждый вечер она гладила приютившийся под ключицей оберег. Он напоминал ей о ком-то родном и знакомом. Она забывала, откуда он и зачем, путалась в своих догадках и в итоге сдавалась.

Мир и дальше катился по рельсам. Мария не вмешивалась, не задавала вопросов, решив, что так будет лучше. Она выбрала путь забвения.

Мария сделала глоточек кофе и блаженно сощурилась. Горло обожгла мягкая горечь с едва уловимой кислинкой, пряная часть обволакивала нутро, заставляя сердце биться чаще. Подумав, Мария приправила кофе корицей. Ее никогда много не бывает.