— Идите в свою комнату! Если хотите есть, возьмите что-нибудь в холодильнике!

— Мы поели, — сказала Сабина.

Это было неправдой. Но есть я не хотела.

В комнату Нади и Сабины ведет вторая дверь с левой стороны. Первая дверь ведет в ванную. Мы как раз проходили мимо, когда дверь ванной открылась и оттуда вышел мужчина с полотенцем через плечо. Он был совсем голый!

Я не знала, куда девать глаза. Он стоял прямо перед нами и, казалось, занимал собой всю прихожую.

Смерив нас взглядом, мужчина хмыкнул:

— Вот тебе на! Ладно, за просмотр денег не беру.

Мама Сабины появилась в дверном проеме, одетая в домашний халат. Она была очень молода и довольно красива. Похожа на Надю и Сабину, точнее, они были похожи на нее, только она была не такая темная. Черные волосы и темные глаза сестры унаследовали от отца, который бросил их, когда родилась Сабина. Наверно, испугался, что не справится с двумя младенцами и девятнадцатилетней женой, так говорит Сабина. Сама она отца никогда не видела: он вернулся в Италию.

Когда мы с Сабиной были маленькие, все девчонки в саду и школе завидовали, что у Сабины такая молодая и красивая мама. Но прошло несколько лет, и хотя матери Сабины было лишь немного за тридцать, под глазами у нее появились черные тени, а вокруг губ — резкие морщины. Сейчас она стояла перед нами лохматая, с потеками вчерашней косметики на лице. И кричала мужчине с полотенцем:

— Ты, козел, хватит к девчонкам приставать!

Потом она повернулась к Сабине:

— Я же велела вам идти к себе!

Не ответив ни слова, Сабина наотмашь распахнула дверь своей комнаты.

— Кто это был? — спросила я Сабину, когда мы остались вдвоем.

— Понятия не имею, — ответила она.

В комнате был полумрак, рольставни опущены. Сабина рывком подняла ставни, сбросила на пол ворох вещей, чтобы освободить для меня место на кровати. В комнате Нади и Сабины почти не было мебели. Две кровати, один комод на двоих, трюмо, за которым красилась Надя, и сломанное кресло, сидеть на котором было нельзя. На стене возле Надиной кровати висела огромная черно-белая фотография парня с голым торсом и блестящими выпуклыми мускулами.

Сабина села возле трюмо и побрызгала себя духами.

— Надины, — сказала она. — Хочешь?

Я помотала головой, но она все равно подушила меня.

Сабина подправила свой макияж. Она начала краситься после лета — немного туши на ресницы и светло-коричневая помада — в тон кожи.

— Иди сюда! — позвала она. — Я тебя накрашу.

Я села перед зеркалом, и она принялась задело. Совсем как раньше. Только раньше мы так играли и потом, выходя из комнаты, стирали с лица косметику. Мне было приятно сидеть рядом с Сабиной, чувствовать ее волосы на своей щеке.

— У тебя глаза красивые, — сказала Сабина, подрисовывая мне линию века.

Я немножко боялась, что она попадет карандашом мне в глаз, но жмуриться было нельзя, и я наоборот раскрыла глаза как можно шире — мне даже стало больно.

Когда с глазами было покончено, Сабина нарисовала мне контур губ красно-коричневым карандашом. Было щекотно. Потом наступила очередь светло-коричневой помады, и напоследок — крем-пудра на щеки. Руки Сабины легко касались моего лица. Я зажмурилась.

— Готово! — объявила Сабина и оглядела меня.

Я посмотрела на себя в зеркало. Это была я и в то же время не я. Взрослая девочка с моим лицом. Это было очень странно.

— Пойдешь с нами вечером? — спросила Сабина.

Мне показалось, что я ослышалась. За весь месяц они ни разу меня не позвали. А сейчас Сабина спрашивает об этом, словно о чем-то само собой разумеющемся. Я кивнула.

— Ты часто с ними гуляешь? — сказала я первое, что пришло в голову, стараясь, чтобы Сабина не заметила моей радости и смущения.

— Дома все равно находиться невозможно. Ты же видишь. Мама и Надя ругаются, да еще…

Она замолчала.

— Обещаешь никому не говорить? — спросила она.

Я поняла, что речь пойдет о чем-то серьезном. Я кивнула.

— Честное слово?

— Да.

Набрав побольше воздуха, Сабина сказала:

— У Нади будет ребенок.

— Ребенок? — глупо повторила я.

— Да, а она не хочет говорить, кто отец. Мать на нее орет, Надя кричит: «Сама заткнись», потому что мать сама залетела в пятнадцать лет, мама отвечает, что у ее ребенка, по крайней мере, был отец, а Надя ей: «Да, отец у нас что надо!»

Сабина замолчала.

— Ты только никому не говори, ладно? — снова попросила она. — Я никому кроме тебя не рассказывала.

Никому. Фанни тоже не знает. Только я. Меня переполняла радость и гордость. Значит, мы с Сабиной опять вместе, как раньше.

Так прошел день. С последних уроков Сабина отпросилась — ей было нужно к зубному.

— До вечера, — сказала она. — Я за тобой зайду. Возвращаясь после уроков домой, я увидела возле калитки Карин. Она кого-то ждала. Я сделала вид, что не замечаю ее.

— Нора, — сказала Карин. — Пойдем вместе?

Ничего не ответив, я прошла мимо. Карин за мной.

Я ускорила шаг. Она уже почти бежала, едва успевая переводить дыхание. Да, она действительно не очень в форме.

— Что тебе надо? — наконец спросила я.

— Можно, я зайду к тебе? Я могу помочь тебе сделать математику.

«Ты спятила? Отстань, иди домой!» — уже собиралась сказать я, когда Карин вдруг, вплотную приблизившись ко мне, прошептала:

— Ты можешь на меня рассчитывать. Я не проболтаюсь. Никому не скажу.

Она стояла совсем близко, я чувствовала ее дыхание и запах мыла. Так же близко стояла Сабина всего несколько часов назад. Карин, наверно, тоже чувствует, что от меня пахнет духами.

— Ты про что? — спросила я.

— Плеер Сабины, — ответила Карин. — Я видела тебя вчера.

Тут я вспомнила флейту, игравшую в зале, когда я поднималась по лестнице. На обратном пути музыки уже слышно не было. Наверно, Карин вышла следом за мной со своей флейтой. Но я была в наушниках и ничего не слышала.

Мысли бешено крутились в голове. Сабина ей не поверит, думала я. Почему она должна верить Карин, а не мне?

Но ведь плеер исчез, и ходила за ним я. Странно, что Сабина меня не заподозрила. К тому же зачем Карин лгать?