Несмотря на мерзкие злопыхательские статейки обо мне, которыми пестрела желтая пресса, отец Картошка казался спокойным и безмятежным. Возможно, он несколько встревожился бы, узнав, что вся эта газетная ложь была правдой… но, откровенно сказать, я в этом сомневаюсь. Священники похожи на жирных, самодовольных котов, бродящих по забитой машинами автостраде: они уверены, что у них в запасе имеется лишняя жизнь-другая. И даже если случайный паровой каток расплющит его — ну и что с того? Святой муж вознесется к Жемчужным Вратам; он ведь носит униформу компании Господа, и, стало быть, вход для него открыт. Кто посмеет сказать ему «нет»? Какой-то жалкий старый рыбак-привратник? Не выйдет, дорогуша. Священник — бесспорный клиент рая. Как же иначе, коли его босс, Отец Небесный, возглавляет всю эту контору!

— Я полагаю, ты бывший католик, сын мой? — Святой отец закинул пробный шар. — И теперь душа твоя скорбит…

Вот так всегда! Стоит только выйти из их клуба — и тебя тут же начинают считать неврастеником, который, видимо, думает, что способен ходить по воде или превращать ее в вино.

— Бывший, сплывший, отваливший, — отозвался я, лениво теребя свой растоптанный шлепанец. Я сам толком не понял, что сказал, но мне понравилось, как это прозвучало.

Казалось, мой ответ несколько озадачил отца Картошку. Или, может быть, ему пришло в голову, что я выплюнул свою утреннюю порцию лекарств. Однако он быстро очухался — подобно этим современным теннисистам, не любящим, когда их одежда от дизайнеров вся до нитки пропитывается потом.

— О чем бы тебе хотелось поговорить, сын мой? — спросил он. — Возможно, тебя беспокоит вопрос, ответ на который я мог бы тебе дать?

— Я давно уже ломаю голову, — ответил я, — почему на карточных картинках никогда не рисуют нормальные уши?

Мне казалось, что проблема вроде этой вырубит отца Картошку, но куда там! Священники — народ ушлый. Они и не такое слыхивали. Нужно быть стремительным и неистовым, чтобы доставить им неприятности, но — черт возьми — я ведь носил кандалы!

— Нам следует вспомнить главу из Библии… — начал святой муж, чем немедленно повергнул меня на обе лопатки. Кто, кроме священников, старых дев и составителей кроссвордов, хотя бы раз прочитал Библию от Бытия до… что там в конце? Армагеддон, что ли?

— …где святой Иуда говорит нам, что должно остерегаться плевелов в ушах так же, как алмазов в сдобном тесте, — заключил Картошка. Не могу поклясться, что он сказал именно это (в собственных моих ушах все еще звенело от его тирад), но нечто вроде.

— Hey, Jude![37]— отважно пропел я, но прозвучало это глупо и жалко. Пришлось признать поражение. Кажется, в Библии имелась подходящая белиберда для любого случая, а Картошка — в начале нашего знакомства — еще считал ее святым писанием.

Однако по прошествии нескольких недель мне, вроде бы, удалось выкорчевать Бога из души отца Мерфи. Это оказалось нелегко, но я был настойчив и преуспел. Я вытурил Большого Дядю из храма под волосами Картошки и послал Его подальше.

Теперь-то, когда битва окончена и мы сидим так уютно и непринужденно — вы уютно, а я непринужденно, — я могу признаться, что временами отчаивался и опускал руки. Я не бросал камней в Бога три-в-одном. Если б я что-нибудь и метнул в него, это была бы миска твердой холодной овсяной каши с комками. Мне пришлось использовать большую часть содержимого моей ментальной оружейной, и к тому времени, как мы вымели вон божественную природу, полки моего интеллектуального шкафа был голы, как финн в сауне.

Немало сконфуженный своим первым поражением в вопросах ушей и карточных игр, я обрушил на Картошку удары всех вербальных дубинок, какие только имелись в моем арсенале. Святой муж был, разумеется, в полной мере обучен римским доктринам. Хулиганы в сутанах были законченной компанией уродов, приходится это признать. Если вы единожды позволите им наложить лапки на идиота ирландца — он их навеки. Примерно такая же система отношений сложилась сейчас между мною и Ее Величеством.

Я собственноручно вытаскивал все каштаны из огня ада. Почему, спрашивал я, Бог в человеческом обличье проводил все свое время исключительно с мужчинами? С двенадцатью своими последователями — включая этого меркантильного парня Иуду… А тридцать серебряных монет и поцелуй в щеку? За тридцать монет он передал Господа Бога толпы в руки его врагов — ничего себе сделка! Вот вам Бог, сын Бога, и гоните сюда тридцать серебреников! Сколько это в пересчете на нынешние деньги? Полтора фунта? А две тысячи лет назад? Тридцать шекелей могли стоить порядка двенадцати пенсов. Двенадцать пенсов за Спасителя. Иисус плакал!

Почему, спросил я Картошку, И.Х. пошел на это? Он разочаровался в жизни? Этакий древний Чарльз Бронсон[38]или Чарли Мэнсон[39]? Или его угнетала мысль о еще одном годе, прожитом человечеством без пасхальных яиц? Неужели же он не мог спастись при помощи своей магической силы — вместо того чтобы покорно и беспрекословно принять смерть? Разве это не разновидность суицида, который, как известно, есть грех?

— Иисус умер, чтобы спасти людей, — проинформировал меня Картошка.

Я едва мог поверить своим ушам. Секунду я раздумывал: может, они снова забились серой?

— Пардон? — сказал я. — Можно еще раз? Кажется, у меня была слуховая галлюцинация. Повторите дословно последнее предложение, сделайте милость.

— Христос отдал жизнь, чтобы спасти мир, — сказал Картошка. Не дословно, конечно, но да ладно уж. В конце концов, он был ирландцем — представителем нации, которая до сих пор почитает эльфов и фей.

— Две тысячи лет назад, — прибавил он с теми же интонациями, с которыми владельцы магазинов сообщают вам, что торгуют много дольше своих конкурентов. — Он явил нам свое милосердие. — В отце Картошке явно погибал талантливый коммивояжер.

Я издал один из своих фирменных маниакальных смешков.

— О! Иисус спас мир, да? — скептически спросил я. — То есть без его милосердного суицида дела у нас здесь шли бы еще хуже? Ха. Ха. Ха. — Это был еще один образчик моего преступно-безумного смеха.

Тут меня понесло, и я выдал Картошке длинный перечень: эпидемии чумы, Куллоден-Мур[40], фашизм, Корея, Ангола, Биафра, Иди Амин, Папа Док[41], полковник Гадафи, аятолла Хомейни, Саддам Хусейн, Румыния, Сомали, Югославия, СПИД, Дунблейн, Маргарет Тэтчер — и что там еще произошло к тому времени, когда вы все это читаете?