Линетта пленила меня еще в школьном классе, где сидела впереди меня — и с этой позиции открывался прекрасный вид на оба ее уха. Во времена моего тягостного ученичества места в классной комнате распределялись на основе заслуг. Это значило, что самые умные ученики, в числе которых всегда находился и я (скажи правду и посрами дьявола!), сидели на задних партах. Следующий умнейший располагался чуть ближе к доске — и так далее, до будущих ирландских священников.

Линетта обладала наипрекраснейшими ушками, которые маячили прямо передо мной. Ее короткая и в чем-то мальчишеская прическа ничуть их не скрывала. Фрейдисты, если желают, могут отметить это особо. На суде толстый адвокат разглагольствовал о проецировании, регрессии, сублимации и Эдипе (это который папа Антигоны), но у жирдяя просто не было ключа к разгадке. Он утверждал, будто все убитые мною леди полусвета были блондинками с короткой стрижкой. Услышав эту чушь, я не удержался и прыснул в кулак. Смешнее всего, видите ли, то, что некоторые из них были крашеные! А однажды некий преступник вообще сбрил волосы жертвы. Это был я, ребята, — Мрачный Жнец.

Боюсь, что к этому времени мое Weltanschauung[24]стало idee fixe[25]. В плане секса меня интересовала одна-единственная вещь: их уши. И, даже узнав о моих пристрастиях, маленькие кокетки продолжали выставлять их напоказ — так чего же вы хотите?

Шестидесятые годы, когда короткие прически а ля Твигги были так же модны, как свингометр[26], оказались самой что ни на есть удачной эпохой для ушного фетишиста. На перемене я обаял Линетту, и мы очутились в кинотеатре «Астория», на последнем ряду. Там-то все и происходило, пока Мерл Оберон болтала с Хеди Ламарр. В те дни кинотеатры имели свои собственные имена — даже если их не имели кинозвезды.

После нескольких случайных прикосновений над плитками шоколада (ирония судьбы, да-да!) мы приблизились к сути дела. Добавьте сюда регулируемые подлокотники и плавающие спинки кресел — и к бою готов, как говорят военные. Возможно, служба в армии и впрямь сделала бы из меня истинного гражданина моей страны — как предположил один полковник, написавший обо мне в «Санди Пост».

Разумеется, мужчина ни в коем случае не должен забывать о губах. Это непременная стадия любого сексуального контакта. Хоть сколько-нибудь классического. Я выполнил маневр под названием «быстрый поцелуй» и к своей радости обнаружил, что Линетте это дело понравилось не больше, чем мне. Так что после быстрого чмока в ее плотно сжатые губки я перешел непосредственно к ушам и предпринял, так сказать, двойную атаку. Поместив указательный палец в правое ухо, я одновременно сунул язык в левое и немножко поласкал оба сразу.

Результат превзошел всяческие ожидания. В первый миг Линетта слегка удивилась, но затем немедленно поддалась. Она сладострастно ахнула — почти как современная девчонка, — и ее конечности расслабились и вместе с тем напряглись (надеюсь, вы способны осознать подобный парадокс). Сперва она раздвинула бедра, а затем судорожно свела их и содрогнулась всем телом — так, будто… Что ж, я не ханжа. Будем называть вещи своими именами. Возможно, Линетта впервые испытала то, что папа никоим образом не одобрил бы. Если б верховный понтифик опустился перед нами на колени и заглянул Линетте под юбку, освещая окружающее пространство фонариком, позаимствованным у билетера, возможно, он бы обнаружил влажное пятнышко на ее трусиках… Кто знает? Папы там не было, так что его расспросить мы не можем. Очень и очень жаль — особенно учитывая, как ценны свидетельские показания, когда дело доходит до суда.

У Линетты в ушах было не так уж много серы, но та малость, что там обнаружилась, оказалась великолепна на вкус. Я накинулся на нее, как голодный пес на печенье, и заглотал в единый миг. Что мне сказать? Я был юн; в нынешние дни я бы точно знал, по какой таксе оплачивается это время. Содержимое уха Линетты оставило на пальцах немного липкой массы, а язык ощутил вкус, неведомый мне доныне. Возможно, это отчасти преувеличение, но что ж… первый раз… Поймите меня.

Она утратила контроль над собой и впоследствии была несколько рассержена этим обстоятельством. У девушек такое бывает — знаю по опыту. Линетта долго ахала и охала, вспоминая мои ушные посягательства, но вот какова была ее единственная претензия post hoc[27]: она не расслышала толком, о чем говорилось в фильме.

Думаю, я не ошибусь, предположив, что вы — погрязшие в земном и рассуждающие о низких материях — нечасто задумываетесь о своих ушах. Сомневаюсь, что вы вообще когда-либо брали на себя труд вообразить, какая огромная часть человеческого общения базируется на слове произнесенном и услышанном. Я же — думал, и очень часто. В отличие от вас, я способен размышлять не только о гениталиях и желудках.

Держу пари, по большей части вы понятия не имеете, каким образом мы слышим, — и никогда этим не интересовались. Я прав? О, вы отлично знаете, откуда берутся дети, но позвольте спросить вот о чем: откуда в ушах берется сера? А я знаю! И позволю себе предположить, что, если бы я упомянул евстахиеву трубу[28], вы спросили бы, кто в нее дудел.

Ладно уж. Небольшой ликбез. Звуковые волны, проникая в ушную раковину, попадают на барабанную перепонку. Вы, должно быть, слышали о барабанной перепонке, которая оживленно вибрирует — особенно если до нее долетает женский голос. Возвратно-поступательные движения перепонки обеспечиваются при помощи маленьких косточек и хрящей, которые соединяют ее с улиткой — органом слуха. И эта улитка обеспечивает нам все радости слухового восприятия.

Да, я вижу, вы начали соображать. Улитка имеет нерв — рассуждаете вы — и спокойненько лежит во внутреннем ухе, будто сонная пчелиная матка, лениво ожидая, когда кто-нибудь ублажит ее… Вы абсолютно правы! В улитке есть нерв, и нервный импульс посылает сигналы в мозг. Вопреки распространенному убеждению, основной сексуальный орган весит около трех фунтов и располагается внутри черепа.

Разумеется, мое свидание с Линеттой не надолго осталось тайной. Поползли слухи. Название фильма тоже наложило свой отпечаток: язык был упомянут. Уж не знаю, что она там сказала другим девчонкам в классе, но я после этого стал объектом множества пересудов и то и дело ловил на себе заинтересованные взгляды.

Вам-то легко сидеть в своем кресле и похабно ухмыляться, но я в то время чувствовал себя чертовски неловко, позвольте вас уверить. Как нетрудно догадаться, в обоеполой школе большинство учеников быстро спарились… ну ладно: разбились на пары. После этой истории с Линеттой я начал привлекать внимание девушек — особенно учитывая мои нетрадиционные (так сказать) устремления. Приятели тех девушек, само собой, весьма и весьма на меня обозлились. Школы, как вы понимаете, — это сексуальные оранжереи. В результате имели место множество криков, ругани и размахиваний кулаками. Все великие хотя бы раз в своей жизни да подвергались преследованиям (вы только посмотрите, что случилось с Иисусом), и я не стал исключением из правила.