«Этот так называемый дворец, — заявил он, смеясь, — который, как они говорят, послали мне, есть не что иное, как пустая трата немалых денег. Я бы предпочёл, чтобы они выслали мне четыреста томов книг, а не мебель и строительные материалы для нового дома. Во-первых, потребуется несколько лет, чтобы построить дом, но к этому времени меня уже не будет на свете. Всё строительство должно будет осуществляться за счёт труда этих бедняг, солдат и матросов. Мне этого не нужно и я не хочу навлекать на себя ненависть этих бедняг, которые уже достаточно несчастны из-за того, что их выслали в это отвратительное место, где подвергают столь изнурительной работе. Они осыпят меня проклятиями, полагая, что именно я, и никто иной, являюсь виновником всех их неприятностей, и, возможно, у них возникнет желание покончить со мной».

В связи с этим высказыванием Наполеона я заметил, что ни один английский солдат не станет вероломным убийцей. Он прервал меня, сказав: «У меня нет причины жаловаться на английских солдат и моряков; наоборот, они относятся ко мне с большим уважением и даже как будто сочувствуют мне».

После этого разговора он сделал ряд замечаний об условиях жизни на острове Святой Елены. «Положение дел на этой скале, — заявил Наполеон, — настолько плачевно, что отсутствие признаков подлинной нищеты или голода рассматривается как великое благо. На днях Пионтковский навестил семью Робинзонов, и они сказали ему: «О, как же вы должны быть счастливы, имея каждый день на обед свежее мясо. О, если бы мы могли наслаждаться этим, то какими же мы были счастливыми». Разве это место, — продолжал Наполеон, — достойно смертного, привыкшего жить среди людей?»

28 мая. Я сообщил Наполеону о том, что получено известие о кончине королевы Португалии, а также о том, что в Рио-де-Жанейро прибыл французский фрегат с официальным посланием, в котором содержится предложение одной из дочерей короля выйти замуж за герцога де Берри. «Королева, — заметил Наполеон, — уже в течение долгого времени была сумасшедшей, а дочери все без исключения безобразны».

29 мая. Из Англии прибыл корабль; я отправился в город; там виделся с губернатором и, возвратившись в Лонгвуд, пошёл к Наполеону, который в это время играл в кегли в саду со своими генералами. Я сообщил ему (по указанию губернатора), что в парламент внесён законопроект, касающийся Наполеона. Законопроект даёт право министрам держать Наполеона под охраной на острове Святой Елены и предусматривает выделение необходимых сумм на его содержание.

Он спросил, были ли в парламенте противники этого законопроекта? Я ответил: «Почти никого». — «А разве Бругэм и Бурдетт, — заметил он, — не выступили против?» Я ответил, что не видел газет, но думаю, что г-н Бругэм что-то сказал. Я передал Наполеону несколько французских газет, которые адмирал отдал мне до того, как сам прочитал их. «Кто вам дал эти газеты?» — «Адмирал». — «Что, для меня?» (Не скрывая удивления.) — «Он просил меня передать газеты Бертрану, но на самом деле они предназначались для вас». После краткой беседы он попросил меня постараться достать «Морнинг Кроникл», «Глоуб» или любую из оппозиционных или нейтральных по духу газет.

7 июня. Завтракал с Наполеоном в саду. Между нами завязался длительный спор о методах лечебной медицины Он утверждал, что применяемая им практика лечения в случае заболевания, а именно: полное воздержание на этот период от еды, частый приём ячменного отвара, отказ от вина и верховая прогулка на семь или восемь лиг, чтобы вызвать потение, намного лучше, чем то, что рекомендую я.

Во время беседы мы также затронули вопрос о браке. Я рассказал, что в Англии, когда сочетаются браком представители протестантской и католической церкви, то необходимо, чтобы брачная церемония проводилась сначала протестантским священником, а потом уже романо-католическим священнослужителем. «Это неправильно, — заявил Наполеон, — церемонию заключения брака следует осуществлять как гражданский контракт; вступающие в брак обязаны явиться в магистрат в присутствии свидетелей и, заключив брачное соглашение, должны считаться мужем и женой. Именно такой процедуры я добился во Франции. Если же обе стороны брачного союза пожелают, то они могут потом пойти в церковь и повторить церемонию, но это не следует рассматривать как обязательную процедуру. Я всегда придерживался того принципа, что эти религиозные церемонии никогда не должны главенствовать над законами. Я также постановил, что браки, заключённые между французскими подданными в других странах, когда они заключаются в соответствии с законами тех стран, должны оставаться в силе, если супружеская пара возвращается во Францию».

15 июня. Пришёл к Наполеону, когда он завтракал, принимая ванну, поверх краёв которой был установлен плавно скользящий маленький стол с тарелками. Я сообщил ему, что Уорден нашёл его книгу, которая считалась потерянной на борту «Нортумберлэнда». «А! Уорден, прекраснейший человек, как он сейчас? Почему он не приходит ко мне повидаться? Я буду рад видеть его. Как поживает этот главный медик?» Я ответил, что Уорден будет весьма польщён оказанной ему честью быть представленным ему, если Наполеон согласится принять его в качестве частного лица, а не врача. «Поскольку вы говорите, что он истинный джентльмен, я приму его; вы можете представить его мне в саду в любой день по вашему выбору. Вам пришлось встречаться с госпожой Лоу? Я слышал, что она тактичная и вообще замечательная женщина». Я ответил, что слышал о ней точно такое же мнение и что она также обладает острым умом. «Жаль, — заявил он, — что она не может одолжить своего ума и такта мужу: ибо что касается характера этого должностного персонажа, то я никогда не встречал другого человека, у которого бы полностью отсутствовали и первое и второе».

Наполеон задал мне несколько вопросов о Лондоне. Я одолжил ему книгу об истории Лондона, которую мне подарил капитан Росс. Судя по всему, Наполеон был хорошо знаком с содержанием этой книги; он дал описание иллюстраций к книге и попытался освежить в памяти несколько легенд о городе, а затем сказал, что если бы он был королём Англии, то проложил бы широкие улицы по обе стороны Темзы и ещё одну — от собора Святого Павла к реке.

Затем разговор перешёл к обсуждению темы образа жизни во Франции и в Англии. «Кто больше ест, — задал вопрос Наполеон, — француз или англичанин?» Я ответил: «Думаю, что француз». «Не согласен с этим», — возразил Наполеон. Я ответил, что французы, хотя номинально едят в день только два раза, на самом деле питаются четыре раза. «Только два раза», — настаивал на своём Наполеон. Я возразил: «Они едят в девять утра, затем в одиннадцать, потом в четыре часа дня и в семь или в восемь часов вечера!» — «Я, — заявил Наполеон, — никогда не ем более двух раз в день. Вы же, англичане, едите четыре или пять раз в день. Ваша стряпня более насыщена питательными продуктами, чем наша. Однако ваш суп просто ужасен: в нём ничего нет, кроме хлеба, перца и воды. Вы выпиваете громадное количество вина». Я заметил: «Ну не так же много, как, считается, пьют французы». — «Так почему же, — ответил он, — Пионтковский, который иногда обедает с офицерами в лагере 53-го пехотного полка, говорит, что они пьют по принципу часовой оплаты; что после того, как со стола убирается скатерть, они платят за час и пьют столько, сколько хотят, и это иногда продолжается до четырёх часов утра». Я возразил, что это очень далеко от правды, поскольку некоторые офицеры вообще не пьют вина более двух раз в день, и это происходит в те дни, когда в лагерь разрешается приглашать посторонних. Для каждого, кто пьёт вино, на стол ставится бутылка, наполненная напитком на одну треть, и когда бутылка осушается, то она вновь наполняется на одну треть и так далее.