— Куда желаете поехать, мадам? — спросил на прекрасном английском шофер, худощавый молодой человек с зорким и пристальным взглядом.

Ее мозг, как уже бывало в течение всех этих шести месяцев, на мгновение отключился.

— Мадам? Элизабет поморгала:

— Не можете ли вы порекомендовать мне маленький отель, скажем, на левом берегу? Маленький частный отель?

Она заметила его внимательный, оценивающий взгляд и поняла, что, вероятно, молодой человек сообщит о ее местонахождении прессе, как только высадит ее. Сколько, франков еще он получит за предоставленную информацию?

Она молчала, просто ждала ответа. Наконец он сказал:

— Авеню Боскэ. Там есть небольшой частный отель, называется “La Petite Mer”.

"Маленькое море”, — подумала она, потом сказала, четко выговаривая слова:

— Прекрасно. Можете отвезти меня туда. Там она возьмет такси.

Элизабет наконец закончила свои поиски на улице Сент-Андре-дез-Арт в очень маленьком отеле, где консьержка мадам Ле Бо казалась более заинтересованной сырой погодой, чем еще одной американской туристкой. Она подняла бровь, увидев чемоданы от Луи Вюиттона, но ничего не сказала.

— Вы остановитесь здесь одна, мадам? — просила она по-английски с сильным акцентом. Ее взгляд ясно говорил, что ей не хотелось, чтобы в этот отель потянулась череда мужчин.

— Совершенно одна, — заверила Элизабет, следуя за женщиной в лифт, столь же старый или даже старше того, что Тимоти поставил в своем доме. Ее комната на третьем этаже оказалась маленькой, чистой, а в окно видны были колпаки дымовых труб и грязные окна в доме напротив. При комнате имелась маленькая древняя ванная, которая выглядела очаровательно, но от которой явно не следовало ожидать, что краны в ней будут работать исправно. Но Элизабет было все равно. Тимоти поддразнивал ее, говоря, что она единственный известный ему человек, который испытывал страдания от нарушения часовых поясов, путешествуя на “Конкорде”. И это правда. Элизабет развесила в шкафу свою одежду, улыбнулась, взглянув на узкую кровать, и позволила себе расслабиться и лечь, накрывшись бледно-желтым шелковым покрывалом. Так она проспала до десяти вечера.

Проснувшись и решив пойти поужинать, Элизабет уже собралась взять такси и отправиться в “Ле де Маго”, но потом передумала. Нет, это одно из любимых кафе Тимоти, и там могут быть люди, которые ее узнают. Дождь прекратился, и студенту Сорбонны заполнили улицы. Многие из них шли парами, смеясь и целуясь, поедая гамбургеры из “Уимпи” на бульваре Сен-Мишель.. Ей удалось разыскать маленькое кафе возле Сены на улице Ренессанс; и из-за своего столика она могла видеть Нотр-Дам, башни которого казались прозрачными в свете прожекторов. Люди входили и выходили, она старалась их не замечать. И уже далеко за полночь вернулась в свой отель, чтобы упасть на узкую кровать, — от выпитого вина мысли немного путались.

На следующий день Элизабет послушно позвонила в Нью-Йорк Роду.

— Где вы остановились? — спрашивал он снова и снова, потому что их голоса, искаженные аппаратурой, звучали неразборчиво.

Она рассказала ему, где остановилась и почему, — и в ответ услышала сдержанный рык:

— Думаю, это все проделки Малье, уж я позабочусь о маленьком негодяе.

"Так и есть, мелкий чиновник”, — подумала Элизабет, но не почувствовала к нему ни малейшей жалости. Род не менее трех раз просил ее радоваться жизни и отдыхать, и наконец Элизабет повесила трубку. На лице ее играла легкая улыбка.

Она три дня бродила по Парижу, прежде чем позвонить Клоду и Марте. Ее пригласили обедать на следующий же день. Теперь Элизабет уже была готова повидаться с ними. У Клода были короткие пальцы, похожие на сосиски, и Элизабет всегда удивляло, что эти так неартистично выглядевшие пальцы столь искусно ласкали клавиши фортепьяно. И фигура его была короткой и приземистой, под стать пальцам. Сейчас ему было за шестьдесят, и густые волосы, составляя контраст с угольно-черными глазами, стали совершенно белыми. Его благообразный облик менялся только, когда он распекал длинную череду кретинов — так он любовно называл своих учеников, включая и Элизабет. Марта Буше, такая же круглая, как Клод, была выше и мощным сложением напоминала футболиста, как однажды заметил Тимоти. Ее отличала грубоватая манера выражаться, но глаза светились бесконечной добротой.

Дом Буше стоял возле Булонского леса, в стороне от дороги, в окружении толстых кленов. Элизабет собиралась на встречу с ними, волнуясь и моля Бога о том, чтобы они не заговорили о судебном процессе. Ее мысли снова обратились к Кристиану Хантеру: чего он все-таки добивался? Но на этот вопрос мог ответить только он сам.

Двухэтажный кирпичный домик сверкал огнями, а вокруг него было припарковано не меньше дюжины машин. “О нет”, — подумала Элизабет, но ей не удалось ускользнуть — сама Марта, одетая в черное шелковое платье, похожее на колокол, появилась в снопе света в проеме парадной двери и окликнула ее.

Элизабет расплатилась с шофером такси и через минуту оказалась прижатой к обширной груди Марты. На нее полились нежные слова на французском языке, а объятия были столь страстными, что ребра Элизабет затрещали.

— Небольшой вечер в вашу честь, — ответила Марта, похлопав ее по щеке, и втащила в дом, где она тут же попала в объятия Клода, наконец ее выпустили, и перед ее глазами предстала гостиная, полная людей.

— Не волнуйтесь, моя дорогая, — сказал Клод, заметив ее ужас. — Клянусь, что никто из них вас не побеспокоит. Если они попытаются это сделать, я переломаю их бездарные пальцы или оторву невосприимчивые к музыке уши.

Он рассмеялся, а Элизабет воочию представила эту картину.

— Но музыканты, моя дорогая, особый народ — они далеки от реального мира. Вот если вы зарубите сонату Моцарта, это другое дело!

"Зарубите! Серебряным ножом для колки льда”. Элизабет сделала усилие, чтобы не отшатнуться, потому что Клод смотрел на нее, сияя улыбкой. Она заставила себя улыбнуться в ответ, но это получилось у нее плохо. К вящему удивлению, Клод отрекомендовал ее как мадам Элизабет Ксавье, очень талантливую пианистку из Америки.

Она отметила, что многие ее узнали, и на их лицах читался интерес. Среди гостей были не только французы. Клод гордился тем, что вращался среди “кретинических” талантов, собранных со всего света. Последним ей представили американца, Элизабет поняла, что он американец, раньше, чем он открыл рот.

Ей отчаянно захотелось уйти, но Марта держала ее за руку с убийственной твердостью, и вырваться было невозможно.

— Моя дорогая Элизабет. Это Роуи Чалмерс, банкир из Бостона, поистине светский человек.

Элизабет ожидала, что сейчас же увидит на его лице насмешку и отвращение, тот жадный любопытный взгляд, к которому она все еще не научилась относиться равнодушно, но он только улыбнулся и пожал руку.

— Приятно познакомиться. — Его голос оказался глубоким и низким. — Я слышал, что вы превосходная музыкантша. И потому мне вдвойне приятно.