Мне теперь было понятно сравнение – жук в навозе. «А ведь у меня майка такая же», – с ужасом подумал я, и как страус в песок, спрятал голову под подушку. Хоть на время забыть нежданно свалившиеся на мою голову неприятности. Как бы не так. Уснуть я не мог. Всякие мысли лезли в голову и ни одной умной. Шахматный столик стоял у меня перед глазами.

– Темная какая-то история с этим столиком, – сказал я Даниле. – Если он раритет, зачем куда-то гнать Камаз, опрокидывать его, сжигать, вытащи столик сразу и спрячь его где-нибудь, а не на пятьсот двадцать пятом километре минского шоссе. Как ты думаешь?

– А и думать тут нечего! – сразу поставил все точки над «i» головастик Данила. – Вместе с Хватом в его машине, наверно будет ехать настоящий хозяин столика, вот они с Брехуном специально подстроят аварию, и пусть тот, у кого выманил столик Хват, думает, что раритет сгорел, а сами через два дня его спокойно заберут. Помнишь, Хват еще в конце разговора упомянул Коня, мол, вдвоем они будут на хвосте у Брехунца. Вот этот Конь и есть, наверно, настоящий хозяин столика из Янтарной комнаты. Только, как он к нему попал?

Господи, какой же Данила умный. Сразу все расставил по своим местам. У меня моментально просветлели мозги, и я стал потихоньку засыпать. Я уже мысленно представлял себе, как все это будет происходить. На пятисотом километре заглохнет или сломается джип Хвата, Брехунец оторвется от них и умчится вперед, а через двадцать пять километров, на крутом спуске он откроет дверцу кабины, выпрыгнет на ходу и на скорости направит Камаз в глубокий овраг. Машина перевернется несколько раз и застынет неподвижно. Из разбитого бака польется на землю солярка.

Я так ярко представил себе всю эту картину умышленной аварии, что удивился тому, что машина не загорается. И только вглядевшись повнимательнее, заметил, что выливается солярка, а она плохо горит. И тут подлетает Брехунец, ныряет в развороченный кузов, вытаскивает шахматный столик, поливает все вокруг бензином, поджигает и скрывается в лесу. Спрятать столик, от силы нужно, ну пять минут. Затем выбегает из леса, ложится где-нибудь рядом с горящей машиной, изображая потерявшего сознание, и дожидается приезда Хвата и Коня. А синяки и ставить ему не надо, Данила и так постарался наверно на славу.

Все – к машине не подступишься. Шахматный столик сгорел. С Брехунца, а тем более с Хвата взятки гладки. Можно побегать около машины, натурально похлопать себя по ляжкам, показать горе, выразить сочувствие.

Ничего не остается, как всем троим, Хвату, Коню и Брехунцу, сесть в машину, в джип Хвата и вернуться назад. Кто об их плане знает? Никто – только они сами – Хват и Брехунец. Им и карты в руки. А Брехунец еще такое расскажет, такое…

Версия мне показалась логичной и стройной. Непонятно только было, почему аварию надо инсценировать на пятьсот двадцать пятом километре. И тут у меня сверкнула гениальная догадка.

А что если Хват оговорил это место с конкретным покупателем, или сообщником спрятавшимся где-нибудь рядом в лесу, и как только Брехунец спрячет столик и начнет изображать из себя раненого героя, столик тут же умыкнут. А там дальше, кто его знает, как дела сложатся. Может быть Конь в доле, и начнет из Брехунца выколачивать признание. Хват и тут в стороне, отвертится. Ничего не знаю. Поклеп, мол, на меня. И сколько бы потом Брехунец не рассказывал, что он в сговоре с Хватом, и поджег Камаз по его подсказке, доказать это он не сможет. Свои собственные машины, не смалят как кур, в оврагах.

– Данила, слышь Данила, – позвал я приятеля, – знаешь почему авария будет именно на пятьсот двадцать пятом километре?

– Почему? – голос у моего приятеля был невеселый.

– Там уже будет ждать сообщник Хвата, и как только Брехун спрячет в лесу раритет, а сам ляжет умирать, шахматный столик сообщник и умыкнет. А Хват ни при чем. Понял?

Данила мысленно был занят своими брюками, поэтому мои рассуждения, горящий Камаз и греющийся рядом Брехунец показались ему далекой материей. Не щадя моего самолюбия он так и завил:

– Со страху чего только не привидится. Ты чего бросил меня и убежал? Как я теперь домой пойду. Бабка спросит меня, куда я ходил? На именины, на гарнитур, или в свинарник, на пьянку, ты только на сорочку посмотри?

Без слез нельзя было глядеть ни на Данилины брюки, ни на сорочку, в уголочке только чинно стояли целые ботинки.

Я бы поделился своим гардеробом с приятелем, мне не жалко, но он давно вырос из моего размера. И чего он такой толстый? А еще жалуется на жизнь.

– Ладно, чего-нибудь придумаем, – постарался я его успокоить, – Ты главное лежи подольше, сделай вид, что спишь, дед проснется, выйдет во двор, я у него какие-нибудь штаны свистну, они тебе должны подойти. Хочешь галифе?

– Угу! С портянками!

Мой дружок даже в такой критической ситуации не терял чувства юмора. Правильно, не умирать же теперь из-за каких-то тряпок. Мне показалось, что лицо у него посветлело. Неужели он нашел какой-то выход или согласен на галифе? Но дед ведь в них ходит зимой на рыбалку, они у него на вате.

В это время скрипнула дверь и на пороге нашей комнаты появилась бабушка.

– Вы уже проснулись?

Не будешь же нарочно закрывать глаза.

– Ага!

– Давно! – подтвердил Данила и развернул свои брюки и сорочку. – Видите, что с ними случилось, не знаю, как теперь и домой идти!

– Господи, Данила! Да где? Да как? – запричитала бабушка осматривая его порванные брюки и замызганную рубашку. Она на всякий случай посмотрела и на мою майку. Но там могли остаться следы только от прыгающих блох. Как собирается выкручиваться Данила, я никак не мог понять, а он гнул свою линию.

– Вот ночью и случилось.

– Да что случилось? – перебила его бабушка, – я два раза вставала, дед меня расстроил, все потек на ножке шахматного столика искала, вы оба спали.

Данила состроил скорбную мину и начал рассказывать:

– У меня это давно обнаружилось, по наследству передается, генная память научно называется. Если ночь лунная или наоборот ничего не видно, а окошко открыто, я обязательно вылезу из дома и стараюсь на крышу взобраться. Я этот, как его, ну ты Макс помнишь, еще говорил?

– Что я говорил, что ты дебил?!

– Сам ты дебил!

– Я этот, как его…

– Ты лунатик! – бабушка остолбенела от своего открытия.

– Во, во! – подтвердил мой приятель. – Натуральный, без примеси. В деревне еще ничего, вот сегодня ночью к вам на крышу забрался и сорвался, а что со мною в городе будет, там сейчас такие небоскребы строят, упаду ведь, не только штаны порву и сорочку испачкаю, а насмерть разобьюсь. Хорошо удачно приземлился, опыт есть, а так представьте себе, с утра бы гроб из дома выносили, ногами вперед, а тут только одни штаны починить, да сорочку постирать и погладить.

Данила так самозабвенно, с такой правдоподобной миной на лице врал про свои невероятные способности, что не поверить ему было просто невозможно. Чтобы он еще наплел, никто не знает, но бабушка и так ему поверила. Она постаралась его успокоить: