Потом и богиня-мать дала свое благословение. Когда сияние окончательно пропало, а солнышко вновь скрылось за пеленой туч, земля снова дрогнула. Избушка-на-Курьих-Ножках даже подпрыгнула от неожиданности, как и все присутствующие в ней. Когда все успокоилось, затих звон и стук упавших вещей, а так же тихие и чуть испуганные вскрики Яги и русалки, на одеяльце, в которое был укутан ребенок, оказался небольшой медальон.

Серебряный похожий на чуть продолговатую монетку медальон появился, казалось бы, из ниоткуда. Златослава осторожно взяла его в руки, чтобы рассмотреть лучше и удивленно вскрикнула. С обратной стороны в медальон был вплавлен почти такой же овальный рубин, как и на ее подвеске Яги, а с другой красовалась искусно выгравированная плакучая ива.

— Ну, вот, теперь мы одна семья, — подвела итог царевна, переведя взгляд на дочь.

Маленькая Василиса безмятежно спала, причмокивая во сне губками и то, сжимая в кулачок, то разжимая крохотные пальчики. Златослава усмехнулась и, осторожно поднявшись на ноги, понесла малютку в свою спальню. Девушка вошла в просторное, изменившееся за этот месяц помещение и замерла, разглядывая раньше непривычный для нее быт. Рядом с кроватью появилась подвешенная к потолку на прочных канатцах резная люлька, ее там собственноручно укрепил Хмурич, а тонкий полог над люлькой мелким речным жемчугом вышивала сама Верея. Внутри колыбельки лежал маленький матрасик, набитый пухом, и теплое одеяльце, которые шила уже Злата, так же как и пару крохотных рубашонок, нашедших свое место в большом шкафу. Ткани, присланные отцом и покоившиеся до недавнего времени в сундуке, тоже сгодились, из мягко льна получились неплохие пеленки. Кроме всего прочего появились и первые игрушки, сделанные лешим деревянные погремушки, так ладно сработанные и натертые им до блеска, захочешь, руку не занозишь, что уж говорить про ребенка, который скоро начнет тянуть новую игрушку в рот.

Широко улыбнувшись, девушка прошла вперед, уложила малютку в колыбель и укрыла ее одеялком. Девочка даже не проснулась. Ёжка ласково провела кончиком пальца по головке дочери и решительно развернувшись, направилась обратно на кухню, где вовсю хозяйничала сдружившаяся с ней нечисть.

Верея, вспомнив свою человеческую жизни, ловко орудовала тряпкой, смывая с пола нарисованные знаки. Хмурич под чутким руководством Терентия расставлял вынесенные на улицу вещи и мебель. Баба Яга тоже не стала сидеть без дела. Дождавшись, когда леший вернет кухонный стол на его законное место, Злата принялась за стряпню, и совсем скоро в печку отправился тушиться горшок с рубленой капустой, в бадейке подходило тесто для пирогов, а из закромов были добыты кувшинчики с медом и вареньем.

К тому времени, как девушка закончила замешивать тесто и оставила его в покое, русалка и леший завершили уборку и ушли каждый по своим делам, прежде пообещав вернуться к вечеру, чтобы всем вместе отпраздновать счастливое завершение обряда. Златка проводила их до крыльца, глубоко вдохнула влажный осенний воздух, и вернулась в тепло Избушки. У Ёжки осталось немного времени, чтобы вздремнуть, потому оставив Терентия приглядывать за тестом, она прилегла на кровать и тут же уснула. Сон ее был от чего-то неспокойным и даже тревожным, проснулась Златослава немного растерянная и подавленная, но заботы быстро стерли неприятные воспоминания от сна.

Яга пекла пироги, сладкие ватрушки и булочки. Дух от румяного печева стоял такой дивный, что даже фамильяр с интересом поглядывал на горку сладких булочек. Златка тихонько напевала себе под нос и, почти пританцовывая, бегала между столом и печкой, порой заглядывая в спальню, чтобы проверить все еще сладко спящую Василису, которую мысленно так и продолжала звать Ивой. Девочка спала безмятежно и крепко, небольшой жар, который был у нее еще во время обряда, теперь прошел, лихорадочный слишком яркий румянец на щечках тоже и, осознавая это, царевна чувствовала себя как никогда счастливой.

Уже поздно вечером, когда на кухонном столе, покрытым праздничной алой скатертью, появилось все разнообразие Златкиной выпечки, пузатый, большой и довольно дорогой заморский кувшинчик, называемый странным словом — чайник с травяным отваром и чашечки с душистым медом и вареньем, наконец-то появились Верея и Хмурич. За травяным отваром да плюшками потекла неспешная беседа.

И пусть кто угодно говорит, что нечисть не ест человеческой еды, все равно собравшиеся знали, что это не так. Леший с удовольствием поглощал пироги с капустой, запивая все брусничным морсом, специально приготовленным для него Ёжкой. Верейка, широко улыбаясь, отщипывала кусочки от плюшек и макала их в темный гречишный мед. Даже Ренька получил свою долю, большую румяную ватрушку и добрую миску густых сливок.

Златка тоже уплетала свое печево за обе щеки, смеялась над шутками Хмурича, слушала рассказы русалки и ехидные комментарии кота. Царевна и сама не заметила, как принялась рассказывать о своей учебе, об отцовском тереме, старших братьях. Она даже поведала историю своего неудавшегося замужества и вполне удавшегося побега. Верея сочувствовала ей, а леший помянул крепким словцом Ивана-царевича, да так ладно его при этом охарактеризовал, что Златослава рассмеялась в голос, почувствовав, как уходит обида и злость, как растворяется боль, а душу наполняет спокойствие. Это было так непередаваемо чудесно, что хотелось обнять весь мир. Обнять весь мир не получилось, а вот всхлипывающую, расчувствовавшуюся русалку и хмурившего брови лешего вполне, даже Терентий, проникшись моментом, запрыгнул к своей хозяйке на колени и заурчал. В тот момент Злата поняла, что у нее появилась еще одна семья, немного странная, но на этот раз своя. У нее была одна семья, оставшаяся в царском тереме Белояжска: отец, мама, братья, невестки и племянники. Теперь появилась вторая семья: маленькая дочка, фамильяр в качестве усатой няньки, леший и русалка в роли то ли добрых тетушек-дядюшек, то ли братьев-сестер.

За время дружеских посиделок Василиса несколько раз просыпалась, требуя еды и внимания, и, в конце концов, перекочевала из колыбельки в большую берестяную корзину, которую Злата поставила на лавку подле себя. Эту саму корзину не так давно сплел Хмурич и, вручая ее Бабе Яге, пояснил, что на руках ребенка не натаскаешься, а так уложил дитятко в корзинку, укрыл одеяльцем и пошел, и ребенку уютно и тебе удобно.

Вот так малышка и посапывала тихонечко в своей корзинке под приглядом всей дружной компании. Иногда она просыпалась, и еще даже не успев должным образом возмутиться, тут же получала теплое молоко и, довольно причмокивая, сосала рожок, придерживаемый кем-то из взрослых.

Глядя на умилительное крошечное личико с курносым носиком и насупленными бровками, Ёжке было страшно представить, что этого маленького чуда у нее могло и не быть. Осознав это, Златка попыталась прогнать дурные мысли, но они то и дело возвращались. Думы о том, что бы случилось, не будь Верейки в нужны час, поднимали из глубин души девушки темную тяжелую ненависть. Царевна Златослава, нравом пошла в мать, никогда не отличавшуюся злобой и мстительностью. Баба Яга Златка решила, что в некоторых ситуациях мстительность и злоба просто необходимы. Она дала самой себе зарок, во чтобы то ни стало разыскать того, кто посягнул на жизнь Василисы и сделать так, что бы тот очень сильно пожалел о содеянном.