***

Здание пансиона стояло буквой «П». Неведомый архитектор попытался украсить унылые серые стены барельефами, но в итоге те выглядели как птичий помет, изгваздавший камни. С краю прямоугольной площади, образованной стенами пансиона, приютился неработающий фонтан. Центральный корпус смотрелся солиднее, чем два крыла, отходящие от него: наверху высился купол, торчали шпили башенок, над центральным арочным входом висели круглые часы. Тиль сверила время — отстают на пятнадцать минут.

Несколько девочек в одинаковых куртках и клетчатых юбках замерли у бокового входа, провожая кабриолет расширенными глазами.

— Рыбный дождь прошел прямо над этой площадью, — сказала Матильда.

— Верно, — подтвердил Ланс. — Как-то здесь тоскливо, не находишь?

Он остановил машину у главного входа и, повернувшись к ученицам, зычно крикнул:

— Привет, девчонки!

Его голос прозвучал неожиданно гулко в колодце, образованном стенами, и девочки, прыснув, убежали в корпус. Матильда собиралась открыть дверку машины, но Ланс задержал ее, взяв за руку. Тиль недоуменно покосилась на его ладонь — неуютно горячую и крепкую.

— Повторим нашу легенду, — сказал он, погладив большим пальцем центр ее ладони. — Тебе семнадцать. Ты сиротка, потерявшая родителей в аварии, последние два года находишься на попечении дяди. Я работал в колледже святого Руфуса в Теннефите, но там обучаются только мальчики, и я решил, что нам с тобой лучше проводить больше времени, чтобы стать настоящей семьей, сблизиться…

Он наклонился к Матильде, взгляд остановился на ее губах.

— Не слишком близко, дядя, — осадила его Тиль, высвободив ладонь. — Мы проведем здесь неделю. И если не найдем никаких отклонений магического фона, уедем. И будем встречаться только на общих собраниях ковена раз в десять лет.

Она дернула дверную ручку, вышла из машины и осмотрелась. Уныло, пасмурно, воняет рыбой. Тиль попыталась сделать шаг, но каблук сапожка застрял между плитами брусчатки. С усилием выдернув ногу, она проковыляла до крыльца и потянулась к мраморным перилам, как вдруг заметила на них что-то серебристое. Сбоку перил прилипла крохотная чешуйка, на балясинах поблескивали еще несколько. Тиль задумчиво сковырнула одну ногтем, поднесла к глазам.

Ланс догнал ее и, стряхнув чешуйку, крепко сжал ладонь.

— Я ж говорил — обычные караси. И не вырывай руку! — досадливо попросил он. — На нас смотрят. Я насчитал в окнах как минимум десять пар любопытных глаз. Добрый дядя ведет племянницу в новую школу. Подыграй мне.

Матильда упрямо выдернула ладонь.

— А строптивой племяннице здесь уже не нравится, — заявила она. — У них с дядей нет взаимопонимания. Она его терпеть не может. Ульрих! — крикнула она троллю, который вышел из джипа и теперь растерянно озирался. — Подожди в машине.

Тролль кивнул и снова забрался в салон, а Ланс открыл перед ней тяжелые деревянные двери с бронзовыми ручками, до блеска натертыми множеством ладоней.

В просторном холле было пустынно и сумрачно. Глянцевые напольные плиты со стертым узором отражали потемневший от времени и сырости потолок. Сбоку за зеленой шторкой виднелся гардероб с одинаково-безликими серыми курточками, среди которых выделялось белое пальто с меховым воротником и лисий полушубок.

— Вы приехали! — преувеличенно радостно воскликнула полная женщина слегка за сорок, спешащая к ним вниз по лестнице. При каждом шаге жемчужное ожерелье подпрыгивало на большой груди, обтянутой молочно-белой блузкой, короткие рыжие кудри сияли вокруг головы медной короной. — Добро пожаловать!

Она по-деловому протянула пухлую руку, унизанную перстнями, Лансу, но тот галантно поднес ее к губам.

— Я Петронилла, директриса пансиона. Можете звать меня Петра, — она нежно улыбнулась Лансу. — Матильда! — глаза женщины, темные, как зрелые виноградины, влажно заблестели, когда она посмотрела на Тиль. — Девочка моя! Теперь ты дома!

Она вдруг сгребла Матильду и прижала к пышной груди. Тиль вытаращила глаза от неожиданности, а Ланс за спиной Петры осклабился и показал большой палец.

10.

Когда Тиль вошла в кабинет, ей показалось, будто она попала в тесную шкатулку, набитую всякой ерундой. На полках шкафов стояли многочисленные сувениры и вазочки с засушенными цветами, сертификаты и фотографии в разномастных рамках висели на стенах так густо, что с трудом можно было разобрать рисунок обоев, на подоконниках чахли фиалки. Тиль покосилась на Ланса — в этой клетушке с его клаустрофобией долго не протянуть. Тот обвел помещение взглядом и громко чихнул, потом еще раз, выудил из кармана куртки салфетку с эмблемой кафе и промокнул глаза.

— Простите, — сипло сказал он. — Аллергия. Весной всегда обострение. Вы позволите открыть окно?

— Конечно-конечно, — директриса тут же сдвинула тяжелые портьеры, подняв облако пыли, распахнула створки настежь.

Сквозняк подхватил бумажки с ее стола, закружил и швырнул в Матильду.

— Заявление на увольнение? — прочитала она.

— Обычная текучка кадров, — небрежно пожала плечами директриса, но тут же вырвала лист из рук Тиль, быстро сгребла остальные бумаги со стола и спрятала их в полку. — От лица всего преподавательского коллектива я рада приветствовать вас на новом месте, — торжественно обратилась она к Лансу. — Хочу сказать, что возлагаю на вас большие, — ее взгляд стал масленым, — очень большие надежды.

— Дядя вас не подведет, — пообещала Тиль и, не сдержав короткий смешок, закашлялась. — Простите, — пробормотала она, — наверное, продуло в дороге.

— Дай-ка проверю температуру, — тут же отозвался Ланс тоном заботливого дядюшки.

Крепкие ладони легли на ее плечи, вдавливая в сиденье — не дернуться. Ланс склонился к ней и, прежде чем Тиль поняла, что он собирается делать, нежно поцеловал в лоб.

— Прохладный, — кивнул он, как ни в чем ни бывало садясь на соседний стул.

Тиль бросила на него испепеляющий взгляд сквозь розовые стекла очков. Поцелуй на лбу горел, как клеймо Рема.

— Так радостно видеть, что у вас действительно теплые, родственные отношения, — умилилась Петра. — В пансионе есть и девочки из полных семей, но, в основном, сироты. Все, о чем я мечтаю — чтобы однажды мои малышки обрели близких людей. Семью. Я стараюсь дать им это. Но иногда стены, которыми они себя окружили, слишком высоки.

— Трудные подростки? — спросил Ланс.

— Дети все чудесные, — улыбнулась Петра. — Чистые, невинные души. Просто к некоторым нужен особый подход, — она глянула на Тиль и, заметив ее коленки, воскликнула: — Матильда, девочка моя, почему у тебя голые ноги?

— Обляпалась мороженым в кафе, клубничным. Такая сладкоежка! — ответил вместо нее Ланс и очаровательно улыбнулся, так что на щеках обозначились ямочки. Директриса тут же поплыла, как то самое мороженое на солнце, улыбнулась ему в ответ.