Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И да, я никак не ожидала увидеть того, что увидела.
Отдёрнув занавесь, я прижалась лбом к стеклу — одному из десятков маленьких стёкол, соединённых в единое целое изящной ковкой оконного переплёта, — и посмотрела по сторонам. Вправо от башни уползала белокаменная стена дворца, прямо под нашим окном виднелся знакомый сад со светящимися розами и чёрным прудом. Дворец окружала высокая каменная стена, поросшая пепельной серостью бледного плюща.
— Ничего себе, — прошептала Криста, подглядывавшая из-за моего плеча. — Не думала, что дроу… способны на такое.
— Как и я. — Прежде чем обернуться к сокамернице, я тихо вернула штору на место. — Что ж, если мы хотим выбраться отсюда, то мне нужно выучить риджийский.
— Ты не сможешь, — покачала головой Криста.
Я прошла к кровати. Пошарила по выдвижным ящикам, которые заметила в изголовье. Обнаружив пузырёк чернил, стальную перьевую ручку и несколько свитков пергамента, торжественно вручила всё это Кристе.
— Напиши вначале местный алфавит, — велела я, раздвигая тарелки на столе. — Потом — личные местоимения в разных падежах и названия всех предметов, которые есть в этой комнате. С переводом и транскрипцией русскими буквами, естественно.
— Ты не сможешь! — повторила Криста. — Колдун продержит меня здесь всего неделю, и за это время риджийский ты никак не выучишь! И вообще… какой у тебя план?
— Пока никакого.
— Никакого? И как же тогда, скажи на милость, ты собираешься нас освободить?
— Как только придумаю, обязательно сообщу.
Криста, фыркнув, раздражённо дёрнула покатым плечиком:
— А я-то уши развесила! Вытащит она нас, как же! Ладно, придумаю что-нибудь, и не из таких передряг…
— Никто не мешает тебе на досуге придумывать всё, что душе угодно. — Мой голос только что не сочился бесконечным терпением. — Но сейчас я прошу тебя набросать несколько строчек, что не так уж тяжело, согласись. Если, конечно, ты умеешь писать.
И, заметив гневный прищур Кристы, ретировалась в ванную.
Такие грязные ноги, как у меня, брать в постель преступно. А значит, мне есть чем заняться, пока сокамерница покупается на моё «слабо».
Когда я вернулась, вместо полотенца вытирая голову порванным платьем, Криста расчёсывала волосы костяным гребнем. Видимо, нашла всё в тех же изголовных ящиках.
— Написала? — повесив влажное платье на спинку стула, я взяла исписанный пергамент.
— Да. — Криста любовалась своим отражением в ручном серебряном зеркальце.
Я пробежалась взглядом по чернильным строчкам. Вначале — по закорючкам букв, сопровождённым звуковой транскрипцией на русском, потом по словам, нацарапанным ниже. Ещё раз окинула пергамент пристальным взглядом.
Почувствовала, как его ментальная копия ложится на полочку в моём сознании.
— Отлично. — Я перевернула пергамент и положила его перед Кристой. — А теперь пиши на обороте риджийский перевод тех слов, которые я тебе назову.
— Сначала выучи то, что я уже написала. — Девушка сосредоточенно расчёсывала особо непослушный локон.
— Я и выучила.
Криста замерла. Поймала в зеркальной глади мой мягкий, внимательный взгляд из-под очков.
Потом, всем своим видом выразив крайний скептицизм, отложила зеркальце и гребень, схватила пергамент — и встала.
— Отлично. Сейчас проверим. — Она отошла в дальний конец комнаты, чтобы я никак не разглядела написанного. — Как будет «стул»?
Образ пергамента мгновенно всплыл перед моими глазами.
— Не ручаюсь за правильность написанного тобой произношения, — я взяла со стола гребень и склонилась над зеркалом, в котором отражался белёный потолок, — но вроде «формасур».
Криста недовольно кивнула.
— Кровать?
— Руум. — Я пригладила чёлку, чтобы та сохла в более-менее приличном виде, и принялась расчёсывать мокрые запутанные волосы.
— Они?
— Фейр.
— Тарелка?
— Фат.
— Ей?
— Хенни. — Я поморщилась, пытаясь сладить с прядью, никак не желавшей расчёсываться.
— Одежда?!
— Фёт.
— Вода?!
— Матх. — Положив гребень рядом с зеркальцем, я оглянулась через плечо и улыбнулась. — Может, для экономии времени ты просто мне поверишь?
Криста села на кровать. Открыла рот — и закрыла.
Потом снова, словно рыбка, которую вытащили из воды.
— Я же называла слова не подряд, — зачем-то пробормотала она. — И те, которые написала в конце, и в середине…
— Правильно делала.
— Но это невозможно! Ты… ты смотрела на этот пергамент всего-то секунд десять!
Я повернулась к ней:
— Полагаю, ты никогда не слышала об эйдетической памяти?
Криста озадаченно хлопнула длиннющими ресницами.
— Фотографической, — смилостивилась я.
— А! Это когда людям достаточно пролистать книгу, и они её запоминают?
— Точно.
— Слышала, конечно! Хочешь сказать, у тебя… фотографическая?..
— Именно.
Во взгляде Кристы скользнуло благоговение.
— Выходит, ты… гений?
Я провела пальцем по переносице, поправляя очки. Села на стул, откинувшись на мягкую спинку.
— Я научилась читать в год, а к двенадцати знала наизусть все книги в нашем доме. В пять лет я перемножала в уме трёхзначные числа. Я поступила в МГУ на факультет вычислительной математики и кибернетики, набрав максимальное количество проходных баллов. Учти, что на студентов с ВМК даже ребята с физфака и мехмата смотрят, открыв рот, а я поступала на курс фундаментальной информатики, куда принимали всего-то пятнадцать человек. — Насчёт мехмата я, конечно, несколько преувеличила, ибо тамошние студиозусы всегда мнили о себе незаслуженно много… но не суть. — Мой айкью равен приблизительно ста восьмидесяти с хвостиком. Если сложить все эти факты воедино… — я пожала плечами. — Да, пожалуй, можно сказать, что я гений.
И не стала добавлять, что лишь осознание собственной исключительности весь последний год удерживало меня от того, чтобы повеситься на крюке от люстры. Этого — и что без меня Сашка снова запустит учёбу.
Воспоминание кольнуло сердце тонкой иголочкой тоски.
Мне до боли хотелось его увидеть. Рассказать обо всех безумствах, которые со мной произошли. Потому что я всегда всё рассказывала ему.
Почти.
— Можешь придержать слова восхищения при себе, — великодушно разрешила я.
— А… ты… — девушка облизнула пересохшие губы, — ты что, уже учишься в универе? Сколько же тебе лет?