Это были лучшие восемь недель в моей жизни — все были счастливы.

Мы были идеальной семьей.

Где-то в квартале от Вудкрест, в глубине Грэхэм-стрит, жил известный извращенец. Все местные дети о нем знали, и родители строго-настрого запрещали нам приближаться к его дому. Мы редко его видели — он был словно призрак, городская легенда.

Однажды я увидел, как маленькая девочка взошла на крыльцо его дома — он стоял в открытых дверях, приглашая ее внутрь. Сердце заколотилось у меня в груди. Я хотел окликнуть ее, но не смог пошевелиться — она была слишком далеко, а я его увидел. Я был в ужасе.

Я прибежал домой, взлетел по лестнице к себе в комнату и захлопнул дверь. Никому нельзя было входить в тот дом. Это был дом Плохого человека. Он меня заметил? Теперь он за мной придет?

Чтобы спрятаться как можно дальше, я забился в шкаф, трясясь от страха. Я чувствовал, что Маджикер со мной.

Надо рассказать взрослым, Уилл.

— Но я не могу. Вдруг тот человек узнает, что это я наябедничал? Вдруг он захочет отомстить?

Уилл, сейчас же иди, расскажи родителям.

— Не могу… Не могу, не могу.

Уилл. А ну иди. Сейчас же.

Но я смог только сжаться в комок на полу шкафа и заплакать.

УИЛЛ! ВСТАВАЙ! Ты должен пойти и рассказать родителям!

Маджикер на меня разозлился. А он ведь никогда не злился.

Ты должен кому-то рассказать. Ты должен встать, СЕЙЧАС ЖЕ!

Я зажмурился и закрыл глаза руками.

— Не могу.

Я не мог противостоять отцу. Я не мог противостоять соседским хулиганам. Я не мог даже рассказать кому-то о том, что кого-то другого, возможно, сейчас обижают. Да что со мной такое? Почему мне всегда так страшно? Почему я такой трус?

Я лежал и дрожал. От стыда. От слабости. Шли минуты. Я убрал руки от лица и открыл глаза.

Маджикер исчез.

Иногда фантазии рассеиваются, а ты понимаешь, что ты — все еще ты. Воображаемый друг или мяч в корзине не избавят тебя от страха. Они помогают забыться на миг, но реальность остается нерушимой. К счастью, кто-то еще увидел, что девочка зашла в дом, и вмешался. А если бы этого не произошло?

С тех пор я больше никогда не видел Маджикера.

Каждое воскресенье по утрам в Воскресенской баптистской церкви монотонный голос преподобного Клаудиуса Амакера эхом раздавался под скрипучим деревянным потолком, осыпая нас добрым словом Божьим.

Моя бабушка Джиджи всегда наряжалась в церковь. Прилично выйти в люди на воскресную службу для нее было очень важной возможностью показать свою преданность Господу. Она надевала свое лучшее церковное платье с цветочным узором, идеально подобранный жемчуг и шляпку с огромной атласной брошью в виде бутона. Во время проповеди она обмахивалась веером, прикрывала глаза и одобрительно потряхивала головой, иногда приговаривала: «Аминь, пастор!», или просто согласно хмыкала. Временами она поглядывала на меня, убеждаясь, что я не отвлекся.

Но мне было всего девять. Люди хлопали в ладоши, ерзали на месте, плакали и молились, а я все это время лишь думал, когда же эта служба наконец закончится.

Однако все менялось каждое третье воскресенье месяца, когда за кафедру вставал приезжающий пастор — преподобный Рональд Уэст.

Преподобный Амакер был нашим постоянным пастором, и когда он разглагольствовал о силе Господней, его голос у меня в голове звучал как «бууу-бу, бу-бу-бу». Преподобный Уэст же являл собой силу Господню. Он носил стильные красные очки марки Cazal и костюм-тройку под цвет им с белоснежным платком в нагрудном кармане. Ростом он был метр девяносто и весил девяносто пять килограммов господних.

А уж на пианино преподобный Уэст играл с таким рвением, что потом инструмент можно было отправлять на помойку.

Преподобный Уэст руководил хором. Сначала он садился за пианино, левой рукой начиная играть, а правой — дирижировать какую-нибудь медленную балладу в духе Махалии Джексон, чтобы расшевелить стариков.

Но это было лишь затишьем перед бурей.

Потихоньку он набирал обороты, позволяя музыке ввести его в транс. Глаза его начинали слезиться, на лбу выступал пот, он нервно вытаскивал свой платок, чтобы протереть запотевшие очки. Ударные, бас, вокал — по его команде все становилось громче, как будто взывая к Святому духу. Затем, как по часам, наступало восторженное крещендо, и… БУМ! Святой дух заполнял собой все помещение. Преподобный Уэст, словно одержимый, вскакивал на ноги, отпинывал стул, обе его руки благоговейно лупили по пианино. Затем он с гортанным ревом срывался через всю сцену к церковному электрооргану и, заставляя инструмент исполнять волю Божью, начинал выжимать из него оглушительные блаженные аккорды… Пот летел с преподобного во все стороны, прихожане запевали и пускались в пляс, старушки теряли сознание от экстаза, а он все продолжал дирижировать хором и оркестром, ни на секунду не теряя контроля… до тех пор, пока его тело не сдавалось и не падало в бессилии и блаженстве от великой любви Господней.

Когда музыка затихала, Джиджи садилась на свое место, утирала слезы с глаз, и мое сердечко начинало биться чаще, хоть я и не совсем понимал, что это была за приятная вибрация в моем теле. Одно я понимал точно — я тоже хочу быть ТАКИМ. Хочу тоже заставлять людей чувствовать себя ТАК.

Меня всегда забавляло, что первая молитва, которой бабушка меня научила, на самом деле была рэпом.

Джиджи была с Иисусом на одной волне. Я встречал многих людей, считавших себя религиозными, но никто из них не следовал слову Божию так, как моя бабуля. Она была настоящим воплощением учений Христа. Для нее это было не просто воскресное хобби, в этом была вся ее жизнь. Все, что она говорила, делала и думала, было в угоду Господу.

Она работала в больнице в ночную смену, поэтому могла присматривать за детьми днем, пока наши родители были заняты. В четыре года, когда я впервые услышал фразу «ночная смена», я представил себе такую картину: моя бабуля-супергероиня зарабатывает мне на пропитание, сражаясь с призраками, демонами и другими чудищами, пока я тут лежу в кроватке, укутанный в свой кремовый пушистый пледик.

Я умолял ее:

— Пожалуйста, Джиджи, не уходи! Останься со мной!

Я чувствовал себя ужасно виноватым. Мое впечатлительное сознание расценивало эту ситуацию как личную неудачу и слабость. Я думал — ну что за ребенок будет спокойно лежать в кровати, пока его бабушка сражается с монстрами под покровом ночи?