— Состав соответствует списочному. Двадцать шесть сотрудников, двое на больничном, один в декрете.

— Одна… — робко поправил кто-то.

— Вам, товарищ, слова не давали, — оборвала его профкомовская тетя и покосилась на Из-района. Тот кивнул, и тетя снова повернулась к Вере Палне. — Значит, в декрете двое?

— Нет, один, — стояла на своем секретарша. — Один сотрудник согласно списочному составу. Вот, пожалуйста: Сергеева Валентина.

Вера Пална ткнула пальчиком в лист бумаги. Димушка подавил страдальческий вздох, а Из-района улыбнулся вполне человеческой улыбкой и шевельнул пальцем. Движение было едва заметным, но профкомовская уловила и, видимо, безошибочно истолковала этот знак

— Есть предложение заслушать характеристику по качеству производственных показателей, — проговорила она, оборотившись к завлабу Грачеву.

Грачев, сидевший в первом ряду, встал и принялся излагать характеристику производственных показателей нашего Димушки. Из речи завлаба выходило, что если прогрессивное человечество пока еще живо, то исключительно благодаря неустанным усилиям Дмитрия Григорьевича Беровина. Зал одобрительными кивками подтверждал слова руководителя.

— Под конец скажу, что все мы люди, а людям свойственно ошибаться, — Грачев жалобно скривил пергаментно-желтое лицо. — Дмитрий Григорьевич ошибся, и ошибся сильно. Но он полностью признал свою вину и понес тяжелое наказание по административной линии. Предлагаю ограничиться выговором с предупреждением.

Все посмотрели на тройку. Степаныч сидел с абсолютно непроницаемым лицом. Его неподвижный, устремленный поверх голов взгляд заставлял предположить, что пролетарская совесть нашего коллектива ни в коем случае не намерена высказываться по пустякам. Профкомовская женщина искоса следила за реакцией товарища Из-района. Последний лучезарно улыбался. Пауза затягивалась. Наконец профкомовская не выдержала.

— Послушать руководителя среднего звена, так речь идет об ангеле во плоти, — язвительно проговорила она. — Непонятно только, как такие выдающиеся качества привели гражданина Беровина на скамью подсудимых!

Троепольский поднял руку.

— Можно я скажу? На правах, так сказать, коллеги по работе. Известно, что наши недостатки — продолжение наших достоинств. Именно этим можно объяснить проступок Дмитрия Григорьевича. Он отметил командировку, но, насколько я понимаю, рабочие встречи с владимирскими коллегами должны были начаться только вечером. Все тут знают, что Дмитрий Григорьевич — большой любитель и знаток древней русской культуры. Это, конечно, его достоинство как культурного человека. Да, я согласен, что это достоинство перешло в недостаток, ибо проявило себя в рабочее время, что, конечно, непростительно. Но, как неопровержимо свидетельствуют наши владимирские коллеги, Дмитрий Григорьевич постарался искупить содеянное ударной работой во все остальные дни командировки. Учитывая это, я всемерно поддерживаю предложение заведующего лабораторией и лично беру товарища Беровина на поруки.

— На поруки! — возмущенно фыркнула профкомовская, но тут же осеклась, увидев шевельнувшийся палец товарища Из-района.

— А что, на поруки — это мысль, — негромко сказал Из-района. — Как ваша фамилия, товарищ?

— Троепольский.

— Троепольский. Так вот, товарищ Троепольский, ваше предложение означает именно поруку. То есть в случае повторения подобных инцидентов наказаны будете непосредственно вы. А также весь коллектив, я так понимаю? — Из-района повернулся Степанычу. — Так, Василий Степанович?

Степаныч молчал, не отводя взгляда от неведомой точки на линии слияния потолка и дальней стены.

— Василий Степанович? — не отставал председатель. — Вы меня слышали?

Степаныч разжал крепко стиснутые челюсти и веско отчеканил:

— Я поддерживаю в связи со следованием.

В комнате наступила тишина: все были крайне впечатлены многозначностью этого заявления, а товарищ Из-района даже причмокнул.

— Умеет, черт! — восхищенно выдохнула рядом со мной Зиночка. — Вот что значит опыт…

— Ладно, — сказал Из-района, — давайте закругляться. Мы ведь зачем здесь собрались, товарищи? Кто-то, может быть, думает, что цель этого собрания — осудить товарища Беровина. Но это не так. Цель этого собрания — предупредить вас всех. Потому что дальше так продолжаться не может. И я искренне рассчитываю, что вы меня хорошо услышали. Товарищ Беровин наказан, и наказан сильно. Но в случае повторения подобных нарушений дисциплины мы будем вынуждены принять еще более крутые меры. В рабочее время надо работать — только и всего. Просто, не правда ли? И те, кто нарушает это простое и понятное правило, будут увольняться. С соответствующими записями в трудовой книжке.

Он взглянул на профкомовскую тетю.

— А вам, Татьяна Валерьяновна, на будущее: проводить собрания в рабочее время непозволительно. Хотите что-то донести до сотрудников — нет вопросов: соберите их после работы. Понятно?

Татьяна Валерьяновна сглотнула и закивала. Товарищ Из-района встал. Суд закончился.

— Так что писать в решении? — влезла недоумевающая Вера Пална.

— Вы же слышали: выговор… — бросил на ходу Из-района. — И про поруку не забудьте. Про поруку!

Как же… попробуй забудь про такое. Мы молча принялись расставлять по местам столы и стулья.

— Не знаю, как кого, но меня поражает легкость, с которой рабочее помещение превращается в зал суда и обратно, — пошутил Троепольский.

Димушка сидел с подавленным видом и даже не предлагал сыграть в шахматы.

— Веселей глядите, коллега, — подбодрила его Зиночка. — Все могло закончиться намного хуже. И вообще — последний выговор был даже не вам, а нашей профкомовской даме… как ее… Татьяне Валерьяновне. Не зря она так быстро ретировалась.

— Наверно, пьет сейчас валерьянку! — подхватил Троепольский. — Что ты, Димушка, в самом деле… выше нос! Зиночка права: как говорил Штирлиц, запоминается всегда последнее.

Димушка уныло покивал головой.

— Легко вам говорить… Выговор-то черт с ним. А вот прогрессивка… премии… тринадцатая зарплата… А мы с Катей думали диван-кровать купить. «Наташу»…

— Подумаешь, беда! — не унимался Троепольский. — Полежишь пока на Кате, Наташа всегда успеется. Какие наши годы?! Эй, Димушка! Знаешь что? Мы тут в комнате, как взявшие на поруки, берем социалистическое обязательство бесплатно поить тебя до конца пятилетки!

— Эй, эй! Обязательства должны быть реалистическими, — возразил кто-то из дальнего угла. — Хватит ему и до конца года.

— Пусть будет до конца! Единогласно! — Троепольский подмигнул и добавил шепотом: — А там посмотрим… Ну, чувак, улыбнись!

Димушка слабо улыбнулся.

— Ну, слава богу, черту и святым угодникам! — Троепольский подхватил портфель. — Начинаем прямо сейчас! Айда в гастроном! Вместе! Сам выберешь, что тебе по вкусу…