Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Солнце! Солнце! Свет! Убрать свет! Свет – это страх! Свет – это гибель!»– забилась в сознании тревожная мысль.
Вновь задернув шторы, Филька осторожно открыл один глаз, потом второй. Резь была сильной, но постепенно утихла.
Но все равно мальчик обнаружил, что не может смотреть на солнце – даже на такое тусклое, какое бывает в ноябре. Не может выносить его лучей даже полсекунды, даже одного мига. Свет угнетал его, заставлял забиваться в темноту. Ему стоило огромных усилий отогнать этот беспричинный ужас. К счастью, так было только с дневным светом. Электрический свет он переносил нормально.
Зато в темноте, даже в полной, он теперь видел так же хорошо, как днем.
«Вампиры боятся света», – понял Филька и с каким-то злорадством, нарочно мучая самого себя, стал смотреть на небо. Он смотрел и чувствовал, как его вампирья сущность от этого съеживается и временно ослабевает. Что ж, теперь у него было хоть какое-то оружие, оружие против самого себя.
Значит, скелет тоже боится света! Скелет и ворон активны только ночью, в кромешной темноте. Днем их магия уменьшается. От этой мысли Хитрову стало немного спокойнее.
Подойдя к шкафу, чтобы достать одежду, мальчик обнаружил, что тот распахнут.
«Странно, с чего бы это? Опять, что ли, Витька-паразит у меня носки свистнул?» – с возмущением подумал Филька.
Хитров протянул руку, но рука уперлась в невидимую преграду. Он осторожно ощупал ее. Да, это дверца. Дверца шкафа. Значит, шкаф все-таки закрыт. Объяснение могло быть только одно – он, Филька, обрел способность видеть сквозь предметы.
Мальчик перевел взгляд на стену, затем на пол – и покачнулся. Ему показалось, что он висит в пространстве с плавающими в нем предметами. Ни стен, ни пола для него больше не существовало – они сделались совершенно прозрачными.
Только через некоторое время, борясь с головокружением, Филька научился так фокусировать зрение, чтобы все-таки различать стены и двери. Но при этом он знал, что стоит ему слегка прищуриться – и они исчезнут.
Мальчик пошел в кухню, но так и не смог притронуться к еде, которую, уходя на работу, оставила мама. Его затошнило от одного ее вида. Он не мог пить чай, не мог есть пюре с голубцами. Ему было противно даже видеть все это. И при этом он испытывал волчий голод.
Не зная, зачем он это делает, Филька распахнул морозильник, схватил кусок сырого мяса и впился в него зубами. Никогда прежде он не ел ничего вкуснее, и это при том, что ему было противно.
«Что со мной? Что? Что?» – спрашивал он себя.
Ответы приходили один за другим:
«Я вижу сквозь предметы.
Я не боюсь холода.
Не боюсь жары.
Не испытываю боли.
Мои раны мгновенно зарастают.
Я жадно ем сырое мясо.
Я – вампир.
Юный граф Дракула!»
Эти мысли были ужасны. Они хлестали Фильку, как плети.
Немного погодя он надел темные очки и пошел в школу. Он шел и смотрел прямо перед собой. Ему было жутко. Ему было скверно.
Он не хотел быть вампиром.
Ворота в школу были, как это часто почему-то случается, проделаны в самом неудачном месте. Чтобы добраться до них, следовало обойти здание чуть ли не вокруг. Поэтому все приличные люди, разумеется, лазили через забор, поближе к автобусной остановке. В этом месте сетка уже давно провисла, а сверху краска вытерлась от прикосновений множества брюк.
Вначале Стафилококк боролся с этим, обмазывая забор солидолом, отработанным машинным маслом и другой пачкающей дрянью. Но это не помогало. Перемахивать через забор все равно не прекратили. Только теперь стали перелезать в другом месте, вытоптав заодно газон. Стафилококк сдался, штуки с солидолом бросил, но калитки все равно не прорезал – выдерживал характер.
Филька привычно подошел к забору и перемахнул через него, оказавшись на школьном дворе. Навстречу ему от стены устремилась чья-то квадратная тень. Он узнал Петьку Мокренко.
– Ты чего тут? – удивился Хитров.
– Я того... тебя жду. Пойдем вместе!
– Ты боишься, что ли?
Мокренко отвернулся.
– Стафилококк пропал. А я видел его последним. Вдруг на меня набросятся, будут расспрашивать? Решат еще, что я его убил.
– А ты не хочешь сказать правду?
– Какую правду? Что его утащил скелет? И кто мне, интересно, поверит?
– Я тебе поверю.
– Ты не в счет... – вздохнул Мокренко. – Кстати, чего ты очки нацепил? Фонарь тебе поставили или под крутого косишь?
Филька невесело хмыкнул.
– Под крутого, – сказал он.
Ему пришло в голову, что он теперь и правда крутой. С точки зрения дураков, конечно.
Эх, знал бы Мокренко, что с ним творится! Знал бы, кем стал его приятель! На секунду Хитров испытал искушение все рассказать, но сдержался. Дружба с вампиром – это не для слабонервных.
Никогда не знаешь, когда твоему другу захочется перекусить...
Они вошли в школу минут на пятнадцать позже звонка. Первым уроком была геометрия, но им сейчас было как-то не до нее. Можно было даже сказать, что синусы и косинусы полетели кувырком, а Пифагор с его штанами отчалил в неизвестном направлении.
Филька снял очки. Теперь, при электрическом свете, он больше в них не нуждался.
Петька Мокренко неуверенно жался к нему.
– Вроде бы все как обычно. Ты как думаешь? – с надеждой заявил он, озирая коридор и раздевалку, перед которой дремала вахтерша.
– А ты чего ждал? Что скелет будет ходить тут с косой? – съязвил Филька.
Съязвил и тотчас пожалел об этом, потому что голова у него едва не раскололась от чьего-то хриплого хохота.
«Браво, юный граф Дракула! Браво! Я вижу, у тебя есть размах! C косой! Именно так все и произойдет!»
– Слышишь? – спросил вдруг Петька.
– Что слышишь? – Вздрогнув, Хитров подозрительно уставился на приятеля.
– Да там, из канцелярии! Слышишь, как гудят?
Филька прислушался. Из канцелярии доносился рой голосов. Там что-то взволнованно обсуждали.
– Подожди тут! – велел он Мокренко.
Тот послушно опустился на банкетку перед расписанием и сразу как-то обмяк. Как не был он похож на прежнего Петьку, забияку и лоботряса, которому снились дурацкие сны про мотоциклы и банки с порохом!
«Не укуси меня вампир, я и сам бы был напуган. Просто сейчас я другой», – подумал Хитров.