– Слишком много воспоминаний.

– Воспоминания есть у всех.

– Но не такие кошмарные, как мои.

Солнце на Южном пляже клонилось к закату, и юные загорелые тела в едином порыве меняли свои повседневные наряды на другие, более подходящие к сюрпризам городской ночи. Девушки провели у моря несколько часов и уже успели обсудить все общие воспоминания, связывавшие их с островом, – но только не те, которые у каждой были свои. Сесилия делала попытки, но ее подруга в ответ замыкалась в странном молчании.

– Это все из-за того дома-призрака? – предположила Сесилия.

– В смысле?

– Ты не хочешь возвращаться на Кубу из-за того дома, о котором мне рассказывала.

Гея кивнула.

– У меня есть своя теория, – помолчав, прошептала она. – Я думаю, такие жилища, меняющие месторасположение или облик, – это души определенных мест.

– А если по округе таких шастает два или три? – спросила Сесилия. – Все это души одного и того же города?

– У места может быть больше одной души. Места – они как люди. У них много лиц.

– Честно говоря, никогда раньше не слышала о домах, которые вот так изменяются.

– Я тоже, но уверяю тебя: в Гаване есть здание, которое меняется всякий раз, как ты в него попадаешь, а теперь в Майами завелось другое, которое гуляет, где ему вздумается.

Сесилия порылась в песке и вытащила ракушку.

– А что это за дом в Гаване?

– Место обманов. Чудовище, созданное, чтобы врать. Там все не то, чем кажется, а то, что кажется, – вообще не существует. Не думаю, что человеческая душа способна выжить в такой неопределенности.

– Мы ни в чем не можем быть уверены.

– В жизни всегда есть неожиданности и случайности, и мы готовы вынести некую порцию неопределенности. Однако если происходит нечто, подрывающее самые основания обычной жизни, это несоответствие разрастается до нечеловеческих масштабов. В таком случае оно становится опасным для нашего рассудка. Мы переносим собственные страхи, если знаем, что остальная часть общества движется в допустимых пределах нормального, потому что в глубине души надеемся, что эти страхи – лишь мелкие индивидуальные смещения, которые на внешнем мире не отразятся. Но стоит страху коснуться внешнего окружения, как человек лишается естественной опоры – он теряет возможность обратиться за помощью или утешением к другим… Вот чем был гаванский дом-призрак – темным бездонным колодцем.

Сесилия покосилась на подругу:

– Думаешь, дом в Майами – тоже такой?

– Ну конечно нет! – горячо возразила Гея.

– Тогда почему ты не хочешь о нем рассказать?

– Я же говорила: эти дома-призраки несут в себе частички души города. Дома бывают темные и светлые. И я не хочу знать, из каких – этот дом. Так, на всякий случай.

– Мне очень не хватает твоего рассказа про вторую встречу с домом, – пожаловалась Сесилия без надежды на удачу.

– Он был на пляже.

– Здесь?! – вскрикнула журналистка.

– Нет, на маленьком пляже в Хэммок-парке, рядом с Олд-Катлер-роуд. Бывала там?

– По правде сказать, я мало куда хожу, – призналась Сесилия смущенно. – В Майами мало чего интересного.

Теперь уже Гея взглянула на подругу с любопытством, но вслух ничего не добавила.

– И что там было? – подначила Сесилия.

– Однажды вечером я пошла в бар рядом с этим пляжем. Мне нравится, когда я ем, смотреть на море. Поужинав, я решила немного пройтись по парку и долго там наблюдала за самкой опоссума с детенышем. Звери спустились с пальмы и уже уходили в лес, когда мать вдруг остановилась, задрала хвост и быстро утащила детеныша в заросли. Поначалу я не поняла, что их так напугало. Был там всего один дом неподалеку, да и тот выглядел нежилым. Прибрежные заросли его укрывали, так что я не очень хорошо рассмотрела этот дом, пока не оказалась рядом. И тогда дверь открылась, и я увидела женщину в старинной одежде.

– В длинном платье? – перебила Сесилия, которой на ум пришли дамы-привидения из книжек.

– Нет, ничего подобного. Там стояла женщина в цветастом платье, как носили годах в сороковых-пятидесятых. Сеньора приветливо мне улыбнулась. А следом за ней показался старик – тот не обратил на меня никакого внимания. У него в руке была пустая птичья клетка на крючке. Я подошла еще ближе и разглядела второй этаж, с балконом. Вот тогда-то я и узнала этот дом – тот самый, который я прежде видела рядом с моим.

– А женщина с тобой заговорила?

– Кажется, она хотела что-то сказать, но я не стала дожидаться. Я убежала.

– Могу я написать об этом в статье?

– Нет.

– Но это ведь новая подробность. В опубликованной статье об этом случае не упоминалось.

– Потому что он произошел позже.

– У меня есть только твое свидетельство, и при этом я не могу опубликовать ничего из твоего рассказа.

Гея грызла ноготь.

– Поспрашивай в баре рядом с тем пляжем. Может быть, там что-то видели.

Сесилия покачала головой:

– Боюсь, лучшего свидетеля мне не найти.

– Знаешь «Атлантиду»?

– Книжный магазин в Корал-Гейблс?

– Его хозяйка – моя подруга, она может тебе кое-что подсказать. Ее зовут Ли́са.

– Она тоже видела дом?

– Нет, но она знает людей, которые его видели.

На песок спускалась темнота, Гея давно ушла, а Сесилия все сидела и слушала музыку из открытых кафе за спиной. Отчего-то рассказ о втором появлении дома нагнал на нее тоску. Почему Гея не сходила на пляж с кем-нибудь из знакомых? Может быть, потому, что жила так же одиноко, как и сама Сесилия?

Взгляд ее скользил по волнам, море с приближением ночи становилось все спокойнее. Сесилия раздумывала, как сложилась бы ее жизнь, если бы родители подарили ей братика. Гораздо раньше, чем девушка задумалась об отъезде, папа и несколько месяцев спустя мама умерли, оставив дочку на произвол судьбы в детском доме, а потом она решила убежать – в те дни, когда тысячи людей бросались в воду с криками «свобода, свобода!», точно обезумевшее стадо.

Пресытившись одиночеством, Сесилия подобрала полотенце и сложила в сумку. Сначала надо принять душ, а потом – в бар! Люди шли веселиться, встречались с друзьями, разбивались на парочки, а ее жизнь казалась сплошной рутиной… если можно так назвать две беседы с одной и той же старушкой. Однако других планов на вечер у девушки не было. Сесилии потребовалось всего полчаса на дорогу домой и еще полчаса, чтобы поесть и одеться.

Когда Сесилия вошла, бар уже был заполнен полуночниками и табачным дымом – то было удушающее, по-настоящему ядовитое облако. Девушка едва могла дышать в этой атмосфере, она как будто очутилась на пороге онкологической клиники. Пришлось несколько раз чихнуть, и только тогда ее легкие приспособились к концентрации яда.