Она не почувствовала, как он схватил ее за запястье. Лишь ощутила напряжение в плече и жесткость мрамора, потому что, прошептав ей на ухо: «Федра, глупенькая», Леон повернул ее и прижал к груди статуи. Она ощутила и страх и радость, когда он прижался к ней всем телом; спиной она чувствовала холодную жесткость мускулов статуи и одновременно мягкость губ реального мужчины на своих губах, а затем на груди. Ей показалось, что в этот момент она принадлежит им обоим. Тара почувствовала его руку на своем бедре, ощутила, как энергия уходит из нее и тут же наполняется она новой, как будто его руки одновременно и брали и давали. Она услышала, как он еще что-то сказал, когда они опускались на пол, а может, то был стон боли или радости, она не разобрала. Но это не имело значения, потому что слова потеряли всякий смысл.

И Леон, словно вдруг воспарив в космос, почувствовал, каким требовательным становится ее ожившее тело, и, подчиняясь его требованиям, забыл обо всем, а в голове его осталась одна-единственная мысль: «Вот так и должно всегда быть».

Потом, когда они лежали и голова Леона покоилась на ее плече, Тара тихо рассмеялась, уткнувшись ему в волосы. Она была права! Не стоило медлить. Неожиданно Тара почувствовала, как легонько вздрагивает его тело, и решила: он тоже смеется, переживая тот же восторг, что и она, ту же внутреннюю легкость, победу в битве, которую оказалось так просто выиграть.

Но тут она ощутила влагу на своей груди.

Тара молча прижимала его к себе, изумляясь этим слезам, и только что пережитая эйфория превращалась в холодный ком внутри, а его слезы, унося покой из ее души, поселяли в ней боль и тревогу.

В соответствии с греческой мифологией место для древнего оракула Аполлона было найдено следующим образом: Зевс выпустил с разных концов мира двух орлов, которые встретились посередине, определив самый «пуп» земли.

В шесть лет Димитриос разглядывал то же выжженное солнцем небо, которым правил Зевс, и с восторгом следил за полетом потомков тех двух птиц. Это случилось во время его первых каникул, когда он жил летом у тетушки Леды в ее доме в Дельфах. Миф о создании оракула был первым, услышанным им от тети, когда она укладывала его спать.

В семь лет, мечтая о приключениях, он разыгрывал сцены битвы Аполлона с Пифоном, убивая страшного дракона у святого источника, чтобы стать господином и хозяином оракула.

В течение следующих нескольких лет его воображение наполняли фантастические мифические персонажи, о которых они читали с тетей Ледой, — она стала единственным товарищем его игр, с кем ему было действительно интересно. В придуманном им мире Геркулес стал его сильным другом, Посейдон — строгим учителем, и сам Аполлон разрешал Димитриосу править божественной колесницей, запряженной лебедями. Гефест натренировал его руки, которые изготовляли оружие из веток деревьев и камней, Эрос научил метко стрелять, попадая в яблочко. Предоставленный самому себе, поскольку тетя и его пятнадцатилетний брат Лефтерис трудились в их маленькой мастерской на главной улице, Димитриос бродил один босиком среди развалин храмов в центре земли.

Накануне его десятилетия тетя Леда познакомила его с персонажем, который, как он сразу понял, станет его самым любимым воображаемым напарником — Афиной. Рожденная во всей красе из головы своего отца Зевса, богиня мудрости символизировала все, что он только мог себе вообразить в товарище по играм. Не только мудрая, но смелая и верная, его новая подруга шептала ему на ухо советы, когда в роли Ахиллеса он на заре выходил из своей палатки, чтобы сразиться с храбрым Гектором. К полудню его защитница посылала ему свой боевой щит, когда в роли Персея он собирался отрубить голову Медузе горгоне. Во время обильного обеда, достойного богов (бутерброд с амброзией и вода, подслащенная нектаром, который принесла сама Геба), Димитриос отдыхал на круглой сцене собственного храма Афины, наигрывая на лире Аполлона и подпевая в такт танцам Афины и сестры-близнеца Аполлона — Артемиды, когда они танцевали, увешанные гирляндами цветов, между мраморными колоннами. Закончил он свой замечательный день бегом наперегонки с Афиной — и садящимся солнцем — на огромном стадионе, привязав к пяткам крылья Гермеса.

В этот свой день рождения Димитриос получил самый драгоценный подарок — историю о богине Афине. Именно к ней Димитриос будет возвращаться в детстве каждое лето, и в соответствии с эпическим размахом ее характера юноша будет выстраивать и собственную душу.

Постепенно его мифические товарищи по играм обретали для него плоть и кровь, а дети, с которыми он учился в Афинах, уходили в смутную нереальность. Пока его одноклассники гоняли по спортзалу футбольный мяч, Димитриос сидел в сторонке и мысленно гнал великолепных жеребцов Посейдона по гребням самых высоких волн в море Гомера, темном, как вино. Учителя ругали робкого мальчика, называли его лентяем и бездельником, а родители беспокоились, замечая его отстраненность.

В восемнадцать лет он заявил, что станет профессором, и все вздохнули с облегчением, хотя и забеспокоились — юноша не имел достаточного опыта общения с людьми. Насколько им было известно, Димитриос никогда и ни с кем не делился своими мыслями. Позднее выяснилось, что всю жизнь он копил энергию для работы. Для своей семьи он так и остался загадкой. Но, разумеется, не для тети Леды, которая много лет наблюдала, как носится маленький Димитриос по археологическим раскопкам в Дельфах, с волосами, порыжевшими от солнца, с голыми ногами, покрытыми царапинами, довольствуясь лишь эхом собственного голоса в качестве друга. Тетя Леда никогда не волновалась за будущее племянника, потому что видела, как уверенно обращается он с мечом, сделанным из ветки дерева, и слышала его командирский голос, требующий поддержки от Афины.

И сам Димитриос никогда не беспокоился о том, что с ним будет завтра. Он знал, в его будущее тем или иным образом войдут эти неотступные образы его юности. Его детская площадка для игр в развалинах превратилась во взрослые археологические раскопки, а Афина стала прообразом женщины его будущего. Вот так просто. Ему и в голову не приходило, что это будущее может не вобрать в себя одновременно и выбранную им работу, и выбранную им женщину.

Это пришло ему в голову только сейчас.

«Женщине, которую я полюблю, я вручаю мужчину, каким я стану».

Димитриос перевернул камень, чтобы прочитать надпись с другой стороны: «Мужчины создали героев-богов, чтобы они научили, как стать Человеком».

Он взглянул на потрескавшиеся и изъеденные временем колонны вокруг себя. Он видел совершенство и человечность конструкции, особую красоту каждой колонны, являющейся сознательной метафорой человека: высота каждой колонны — это шесть ее диаметров, потому что у человека нога составляет обычно одну шестую его роста. Он задумчиво вертел в руке обломок камня.

Димитриосу было девятнадцать, когда он высек эти слова на камне и спрятал его здесь. Он сделал это после того, как его класс на второй год изучения английской литературы отправился на экскурсию в храм Посейдона, где когда-то Байрон создавал свои грустные песни. Разумеется, и до этого Димитриос несколько раз бывал там, еще ребенком, вместе с родителями и братом. Но на этот раз он приехал навестить дух, разумеется совершенно не похожий на него самого. Тем не менее в тот день дух Байрона вдохновил его на занятия поэзией. В следующую субботу он вернулся туда на скутере. И, просидев там несколько часов наедине со своими мыслями, уставившись ничего не видящим взглядом на разрисованные граффити руины памятника, он вырезал эти фразы на камне (он никогда не позволил бы себе уродовать храм) с помощью ножа или камня.