Причина смерти — обширный инфаркт. Но, уходя в отставку, генерал Броницкий прошел тщательную медкомиссию и был признан полностью здоровым. Ему и было всего сорок семь лет. Пил мало, увлекался байдаркой и охотой.

После поездки в судмедэкспертизу Виктор посетил вдову Броницкого.

Интеллигентно посидел у нее на кухне. Держала она себя в руках, налила следователю и себе по пятьдесят коньяку, помянули покойного. Посетовала, что еще не похоронили его. «Тело пока не отдают. Сказали, что надо провести разные анализы». Виктор пообещал ускорить проведение «анализов».

Жене Броницкого было лет сорок. Одета хорошо, по-домашнему. И отвечала на его вопросы спокойно, словно был их разговор чем-то совершенно обычным.

— Друзей у него не было. Раньше, в штабе, были. А когда перешел в советники — не стало. Очень любил сына — Володьку. Он сейчас в Англии, в колледже учится. Только-только улетел, за два дня до этой ужасной новости.

Может, и хорошо, не надо ему ни похорон, ни расспросов. Ему только восемнадцать, он такой впечатлительный… Я сперва испугалась, у него ведь обучение только на полгода вперед оплачено, но приходили тут коллеги, пообещали за госсчет до конца учебного года все оплатить. Потом вернется, будет здесь доучиваться…

Сейчас, спокойной киевской ночью, вспоминая этот разговор, Виктор насчитал, по крайней мере, еще пять вопросов, которые надо было задать. Даст Бог, он с ней еще поговорит. Она словно сама ему помогала — просто рассказывала примерно то, что должно его интересовать. Теперь уже было понятно, что ее длинный монолог ни на один серьезный вопрос, пожалуй, и не ответил.

На цыпочках Виктор прошел в комнату, вышел на открытый балкон. Проверил, на месте ли машина. «Мазду» он теперь ставил под своими окнами. Так было спокойнее. Хотя от окон до машины было добрых двадцать с лишним вертикальных метров.

Вернувшись на кухню, проделал две дырки в банке пайковой сгущенки.

Присосался по старой привычке. Запил остывшим чаем.

Из коридора донеслась телефонная трель.

Виктор в три шага подскочил к висевшему на крючке пиджаку, вытащил из бокового кармана мобильный телефон, нажал зеленую кнопку и только вернувшись на кухню, поднес телефон к уху.

— Алло! — прошептал Виктор.

— Это я, Георгий. Привет!

— Привет, — ошарашенно ответил Виктор.

— У меня бессонница, вот решил звякнуть. Как там, с вдовой познакомился?

— Да.

— И что-то узнал?

— Почти ничего.

— Это потому, что разговаривал на ее территории. Знаешь, как в футболе: победа на поле противника считается двойной… Тебе надо ее куда-нибудь пригласить. В кафе какое-нибудь. Утром, часиков в одиннадцать, чтобы она уже привела свой внешний вид в порядок, а мысли чтоб были еще разбросаны…

Понимаешь?

— Ну да…

— Ну, раз понимаешь, позвони ей завтра часиков в десять утра, скажи, что заедешь за ней в одиннадцать и по-деловому положи трубку. Чтобы ей некуда было деваться… У тебя, я вижу, тоже бессонница?

— Да, — признался Виктор, и тут же какое-то подозрение закралось в его мысли.

Он выглянул в окно, осмотрел неподвижную ночную панораму — все тихо и мертво.

— Ну ладно, до связи. Я поехал! — произнес знакомый мужской голос, и его сменили короткие гудки.

Виктор опустил трубку на стол. Посмотрел в окно и вдруг увидел как у забора соседней стройки какая-то машина зажгла фары и стала видимой. Выехала на «дорогу жизни» и не спеша покатила к трассе.

Утром он полчаса стоял под холодным душем, приходя в бодрое состояние.

— Ты на черта похож! — сказала ему за завтраком жена. — Под глазами — синяки, бледный, как мертвец!

— Ничего, сегодня отосплюсь, — пообещал скорее сам себе Виктор, кромсая ножом трехглазую яичницу.

Из комнаты донесся плач дочурки, и жена, на ходу расстегивая верхние пуговицы халата, побежала туда. У Яны тоже наступило время завтрака.

Ира, вспомнив, что ночью кормила ее левой грудью, сейчас поднесла к правой.

Виктор выпил в кухонном одиночестве чашку кофе. Вышел на балкон, посмотрел с высоты восьмого этажа на свою красную «мазду». На стоявшие чуть поодаль аккуратной шеренгой соседские «москвичи», «ЗАЗы» и примкнувший к ним древний «мерседес». Хоть он и понимал, что машина — не его, а служебная, а удержаться от высокомерной ухмылки не смог.

По «дороге жизни», с высоты, напоминавшей муравьиную тропу, в сторону станции метро и трассы шло множество людей. Может быть, сто, а может и больше.

Они расстянулись по всему километру, напоминая усталых наполеоновских солдат на Смоленской дороге. Виктор попробовал вспомнить название фильма, из которого вынырнула эта картинка, но не смог. Вместо фильма почему-то вспомнилась картина «Бурлаки на Волге». Тут же вспомнились пятеро стажеров, с которыми он проводил трехминутную беседу, их лица, заранее уставшие. Все эти картинки вдруг объединились в его голове. По телевизору недавно показывали запись первомайской демонстрации советского времени, и он, с интересом посмотрев ее, тоже обратил внимание, что многие демонстранты улыбались в камеры какой-то усталой, изношенной улыбкой.

Сходил еще раз умылся холодной водой. Посмотрел на часы — без пятнадцати девять. Зашел в спальню, посидел минутку около Иры и Яны, присосавшейся к правой груди жены. Почувствовал себя «третьим лишним». Вернулся на кухню.

В полдесятого, когда «дорога жизни» уже опустела и только несколько соседских ребятишек с пластмассовыми автоматами в руках играли на ее обочине в «новых русских», Виктор взял мобильный телефон и позвонил вдове Броницкого.

Твердо и вежливо он пригласил ее на кофе, попросил спуститься в десять на улицу и, не дав ей времени на ответ, попрощался.

Когда красная «мазда» остановилась у второго подъезда ведомственного «генеральского» дома, вдова Броницкого уже сидела на скамеечке, в длинной черной юбке и блузке изумрудного цвета. В руках она держала маленькую сумочку.

На «мазду» она не обратила внимания, пока из нее не вышел Виктор. По ее реакции можно было легко понять, что следователя она ожидала скорее увидеть пешим или в крайнем случае на помятых «жигулях», чем на новенькой иномарке.

Виктор, отметив про себя ее удивление, улыбнулся. Поздоровался и, держа деловой ритм, сразу открыл ей дверцу машины.

— А в газетах пишут, что в милиции такая беднота, — проговорила Броницкая, глядя на следователя, который ей вдруг показался посимпатичнее, чем в первый раз.

Первое впечатление часто обманчиво, подумала она, вспомнив о дне знакомства со своим будущим мужем.

Бар «Седой кот», видимо, только-только открылся. Ступеньки были еще мокрыми от тряпки уборщицы. Внутри — никого. Только молодая барменша, снова переусердствовавшая с косметикой.