Я вижу, как глаза бабки горят ненавистью, а лицо коробить ярость, но она делает усилие над собой кивает головой.

– Ты знаешь за чем я тебя сюда привез верно? В памяти освежилась картинка?

Бабка кивает головой.

– Вопрос первый: куда ты дела мою дочь? Ответ мне нужен максимально развернутый. Все цацки, что вы тогда стащили оставишь себе. Мне нужен только ребенок. Поняла?

Бабка закрывает глаза. Кивает.

Сдергиваю с нее кляп. Старуха разлепляет глаза и я замечаю в них адское пламя гнева. И слишком поздно понял, что задумала эта старая дрянь.

И как эта паскудина смогла изловчиться, чтобы цапнуть меня руку - я не понял.

– Ах, ты тварь! – толкаю ее на землю, хватаясь за место укуса.

А ей видимо только это и было нужно.

Она вскакивает с земли и бросается бежать так быстро, что даже своим глазам не поверил. Старики так не бегают, это точно. Да и зубов я точно помню у этой бомжихи не было.

– Ай! Ай! – раздается женский вопль из темноты и я стараюсь быть таким же быстром как Роман, прихрамывая иду за ними на звук.

Но далеко идти не пришлось. Рома уже через несколько секунд вытащил бабку снова на свет. Толкнул за землю.

Я присел рядом с ней на корточки. И достав ствол, ткнул им старухе в лоб.

– Игры закончились, – цежу сквозь зубы. – Кто ты? – показываю на укус, где отпечатались все тридцать два зуба.

– Иди к черту! Придурок! – плюется она.

А я понимаю, что из ее голоса исчезла старческая хрипотца.

С силой давлю ей дулом в лоб и сдергиваю затвор:

– Считаю до одного. Раз … – медленно вжимаю палец в спусковой крючок.

– Уроды! Все уроды! Ненавижу!вас! Аня, меня зовут Аня! Я не бабка Глафира! – кричит бабка, которая и не бабкой оказалось вовсе.

– Вот те раз,  – я ошарашенно смотрю на “старуху”, потому как назвать ваняющее существо перед собой девушкой не могу, – а где бабка тогда?

Старуха-девчонка дышит часто глубоко. Раздумывает, говорить или нет.

– Тебе лучше во всем сознаться  Аня, – я подтолкнул ее к правильному принятию решения, – у тебя просто нет другого выбора.

– Расскажу я все. Жалко что ли. Только ствол убери. Не нужен он. Думаю бабке Глафире уже все равно. Убили ее вместе с дедом, – девочка отвела рукой пистолет и чуть отползла от меня. Встала.

– Что ты имеешь ввиду? – меня бросило в холод.

Неужто мой шанс на благополучные поиски дочки уничтожен.

– А то что слышишь. Убили их. И когда явился твой этот бугай. Я подумала, что нас сейчас всех порешать, как в двух других приютах. Вот и кинулась на него, – я смотрю на девчонку и слова сказать не могу, внутри все словно мертвым стало.

– А что они от Глафиры хотели? – поинтересовался Роман.

– Про ребенка выспрашивали. Прямо вот как вы. Бабка Глафира в отказ сначала шла, но когда на ее глазах деда пытать стали, проговорилась.

Я весь напрягся. Я уже не знал что я хочу услышать, а что нет. Но точно для себя решил, что должен узнать правду какой бы она горькой не была.

– Что она сказала? – мой голос от напряжения стал высоким, натянутый.

– Какой шустрый, – хмыкнула девчонка, и я понял, что она уловила важность той информации которую я от нее жду.

– Послушай меня, Аня, – я подступился к девчонке на шаг ближе, – не советую тебе со мной играть. Как видишь на моем лице нет ни малейшего намека на веселье. Моя дочь пропала неделю назад…

– Да все с твоей дочкой нормально, – отмахнулась она, – хотя по тому как были настроены убийцы бабки Глафиры и ее деда. Вряд ли они пожалеют девушку, которой Глафира продала ребенка. Ой! – девчонка закрыла рот руками, осознавая что сболтнула лишнего, слишком поздно.

– Продала?! – вырывается изо рта рык.

– Кому продала? Что за девушка? – тут же подключается Рома и видно как девчонка-бродяжка теряется под нашим двойным напором.

– Да не знаю я. Глафира что-то говорила про то, что в роще возле детского дома ее встретила. Хорошенькая она говорила. В платке старинном, бабушкином была. Она сразу поняла, что девка годная, – Аня замолчала перевела дух.

– И что дальше? – запугивающее сердитым голосом продолжает напирать Роман.

– А куда ей ребенка девать? А в машине она побоялась его оставлять. Не было никого, только собаки бездомные. Вот и забрала младенца. Глупая старуха, – добавила уже от себя Анна.

– Кто эта девушка в старинном платке? – задаю тут же вопрос, меньше всего мне сейчас хочется слушать девчачьих умозаключений и больше всего, найти мою дочку.

– Да что ты заладил: кто да кто?! Почем мне знать? У Глафиры кошелек был, который она выхватила у девушки, его убийцы забрали. А потом и того… – она провела по горлу большим пальцем, – ее пришили, – у девушки в глазах плескался ужас, – он ее так страшно убил. Вы бы только видели. Мы все так перепугались.

Она обхватила свои плечи руками сжалась.

– Кто он? – толкаю ее в плечо стволом пистолета, так как она зависла на несколько секунд.

– Да почем я знаю, – взмахнула она рукой, отбрасывая пистолет в сторону, – он в шапке был. И на подбородок с носом шарф натянут. Только глаза видны были. Темные, как адова коптильня.

– Что нибудь еще про девушку можешь вспомнить, которой старуха младенца продала?

– Нет, больше ничего, – покачала головой девушка.

– Ладно. Этого вполне достаточно, – бросаю Роману, – надо пробить что тут за детский дом есть в окрестности. Директора найти. Нужно делать все быстро. Иди на опережение. Не могу в толк взять кому еще могла понадобиться моя дочь? – бубню под нос.

– Если все сделать грамотно, – подал голос Роман, видимо услышав мои последние слова, – мы можем убить двух зайцев сразу, – запнулся.

Осознал что сравнил не сравниваемое.

– Босс, я не хотел, – виновато произнес парень.

Перебрасываясь с Романом рабочими фразами, я совсем забыл об Ане– бродяжке. И уже когда мы погрузились в машину, она вдруг подбежала к двери постучала в нее. Роман открыл стекло.

– Про меня забыли, – жалобно пискнула девчонка, – довезите хотя бы до города.

И куда все делать дерзость и независимость?

– Эти вопросы к Боссу, крошка. Но от тебя так фонит, что извини аж глаза режет.

– Да это не вопрос, – девчонка скользнула ладонями под лохмотья, пару секунд поковырялась (расстегивалась видимо) и сорвала с себя тряпье бабки Глафиры, сбросив их на землю, оставшись в короткой куртке и штанах защитного цвета, – я нарочно ее одежду одела, чтобы не светиться.